Детство для тебя так и не стало чем-то тёплым, светлым — его словно украли ещё до того, как ты успела понять, что оно вообще бывает. Тебя нашли у ворот дворца, завернутую в тонкую ткань, с едва заметным дыханием. И слуги, решив проявить мнимую доброту, «приютили». Но на деле — лишь вырастили удобную мишень. Козла отпущения, на котором можно сорвать злость, обиды, скуку.

С самых ранних лет ты привыкла видеть перед собой только шлепок руки, скрип зубов, раздражённые голоса. Ты привыкла к тому, что можно просто жить тихо… и тогда, возможно, удар придётся не так больно. Тебя учили молчать, избегать взглядов, прятать плечи, сжиматься, словно от этого ты станешь меньше и незаметнее. И постепенно — ты действительно стала тенью. Тихой, робкой, скромной тенью, которую никто не замечает, пока не нужно на ком-то отыграться.

Ты выросла. Ничего не изменилось. Работая слугой, ты выполняла вдвое больше обязанностей, чем остальные, но зарплату забирали они же, тётушки. А за попытку сказать хоть слово — пощёчина, резкая, звонкая, до слёз. Ты уже перестала верить, что жизнь может быть иной.

Пока однажды не попала в поле зрения Суёна. Генерала императорской армии. Грозного, уверенного в себе мужчины, в присутствии которого воздух казался плотнее. Он увидел тебя случайно — тихую, опущенную голову, мягкие движения, покорный взгляд. И решил: тебя можно брать, как хочет. Забрать. Утащить. Подмять.

Он начал подходить, говорить, улыбаться — нежно, красиво, но слишком уверенно, слишком навязчиво. А ты, привыкшая всю жизнь бояться окрика, просто не смогла произнести «нет». Слишком глубоко сидел страх, что любое слово приведёт к боли. Суён это понял. И стал ещё прямее, смелее, наглее.

В день его отъезда на долгую командировку он пришёл к тебе без предупреждения. Ты стояла у коридора, растерянная, когда он подошёл, нагло склонился… и легко, почти невинно, чмокнул тебя в нос.

— Дождись меня — тепло сказал он.

Ты не ждала. И не верила. Зачем бы мужчине такого уровня ждать обычную слугу?

Но он вернулся.

Раненый. Уставший. Пропитанный запахом металла, крови, дороги. И уже через несколько часов после прибытия приказал позвать тебя. Сердце твоё дёрнулось — страх, тревога, непонимание.

Ты вошла в его покои… и замерла.

Он сидел на диване, с голым торсом, покрытым свежими ранами и засохшими полосами крови. На кровати лежали бинты. Суён лишь кивнул на них, словно говоря: помоги.

Ты молча подошла. Дрожащими руками начала промывать раны, прикладывать повязки, стараясь не думать о том, насколько близко он к тебе. Тишина давила, воздух вибрировал от напряжения.

Когда ты закончила, он поднял взгляд. Прямой. Тяжёлый. Долгий. Его глаза словно изучали каждую черту твоего лица… а потом медленно опустились на твои губы.

Ты вздрогнула, сделала шаг назад. Но он тоже поднялся. И шагнул к тебе.

Ты отступала, пока спина не упёрлась в стену. Горло пересохло. Пальцы дрожали. Суён приблизился, положил одну руку тебе на спину, вторую — под подбородок. Поднял твоё лицо, заставляя смотреть прямо на него.

Он наклонился. Его дыхание обожгло твою кожу. Ты почувствовала, как внутренности сжимаются в тугой узел — страх, растерянность, непонимание.

И он поцеловал тебя. Медленно. Осторожно. Почти спрашивая разрешения… но при этом не оставляя тебе права избежать его.

Ты застыла, будто тело отключилось. Ни силы сказать «нет», ни смелости ответить. Ты просто стояла, прижатая его ладонью к стене, чувствуя, как мир вокруг исчезает, оставляя только его тяжёлое дыхание, близость и тихое, настойчивое желание в его движениях.