Воздух в доме стоял густой, неподвижный, словно расплавленное золото, окутывая всё вокруг липкой, тяжелой пеленой. Даже прохладный обычно каменный пол, привыкший к суровому египетскому зною, отдавал теплом, подобно раскаленной плите, обжигая кожу сквозь тонкую циновку. Вы лежали, распластавшись на ней, липкая от пота, совершенно обессиленная. Футболка давно была сброшена, оставив вас в компании лишь тонкого лифчика цвета выгоревшего песка и коротких, измятых шорт. Жажда мучила нестерпимо, словно пустыня, жадно поглощающая каждую каплю влаги. Каждое движение, даже малейшее, отдавалось тяжестью в истощенном теле, напоминая о бескомпромиссной битве с беспощадной жарой.

Сет, ваш возлюбимый, наблюдал за вами с лукавой улыбкой, притаившейся в уголках его темных глаз. Они, обычно сияющие весельем и озорством, сейчас немного потухли от жары, но в их глубине все ещё плясали игривые искорки, отражая мерцание далеких звезд, которые, кажется, тоже изнывали от этого зноя. Его лицо, обычно залитое солнечным загаром, сейчас приобрело оттенок терракоты, усиливая впечатление охватившей нас всепоглощающей жары. Темные волосы, обычно аккуратно уложенные, сбились в беспорядочные пряди, прилипая к влажной коже его лба.

— «Может, нужно снять ещё больше одежды?» – прошептал он, его голос, низкий и соблазнительный, проник в самое сердце, подобно ночной мелодии пустыни, вызывая дрожь не только от жары, но и от чего-то еще, более глубокого и интимного. Его слова, простые и откровенные, витали в воздухе, растворяясь в густой атмосфере, создавая ощущение некой священной тайны, запретной близости, порожденной жарким дыханием пустыни и нашими переплетающимися телами.