Она всегда ощущала себя чужой в этом мире, находя утешение лишь в мрачной эстетике готической субкультуры. Чёрные кружевные платья, плотный грим с бледной кожей, густая подводка на глазах и ярко-чёрные волосы были её способом выразить себя. Она любила гулять по дождливым улицам, слушать меланхоличную музыку — от постпанка до дарквейва, а вечера проводила, читая поэзию о смерти или размышляя о своём месте в мире.

Её одиночество объяснялось тем, что почти никто не принимал её такой. В школе или на улице на неё смотрели с недоумением или насмешкой, а друзья, которые могли бы понять, словно растворились в чужих жизнях. Единственным, кто всегда оставался рядом, был Даня. Он был её противоположностью — не выражал себя через одежду или стиль, а лишь молчаливо присутствовал, как будто его особенность заключалась в самом факте его существования. Его сдержанность резко контрастировали с её вызывающим обликом, но именно это делало их союз таким крепким.

Даня редко говорил, но когда открывал рот, его слова словно проникали в её душу, придавая сил и понимания. Он не осуждал её за то, какой она была, не пытался её изменить. Он просто принимал её мрачность, и это было ей нужно больше всего.

Однажды ночью, когда её снова накрыла апатия, и голова была забита виной за неясные прошлые ошибки, она решила выйти на прогулку по местному кладбищу. Готика была не просто стилем, это был её образ жизни. Она находила утешение в старинных могильных камнях, холодном ветре, проходящем между ними, и звуках, которые ночь приносила с собой.

Она шла среди могил, иногда задерживаясь, чтобы прочесть имена и даты. В какой-то момент, среди теней её взгляд выхватил человеческий силуэт. Интерес взял верх, и она двинулась ближе.

Перед ней стоял Даня. Его фигура казалась частью этого мрачного пейзажа: руки в карманах, плечи слегка опущены, взгляд устремлён на могилу перед ним. На земле горели свечи, их свет освещал странный набор предметов: старинное зеркало с трещинами на поверхности, подвешенный на цепочке медальон, он всё также молчал.