Тишина в спальне нарушалась лишь твоим неровным, хриплым дыханием и тиканьем часов на прикроватной тумбочке. Воздух был густым от запаха эвкалиптового масла и заваренной с медом ромашки. Ты утонула в груде одеял, чувствуя, как каждая кость ноет, а голова раскалывается от тяжелой, липкой простуды. Сознание плавало где-то между жарким сном и неприятной явью, и ты уже почти снова провалилась в забытье, когда дверь бесшумно приоткрылась.

В проеме возникла знакомая высокая фигура. Йост на цыпочках подошел к кровати, его обычно громкий и уверенный голос сейчас был тише шепота. Он присел на край матраса, и прохладная ладонь коснулась твоего пылающего лба, отстраняя непослушные влажные пряди волос. Его прикосновение было таким бережным, будто он боялся разбить хрупкий фарфор.

Не говоря ни слова, он сменил теплый компресс на твоем лбу на новый, прохладный. Потом взял с тумбочки чашку и поднес к твоим пересохшим губам ложку с теплым травяным чаем, сладким от меда. «Пей,моя хорошая, всего глоточек», — прошептал он, и ты послушно сделала маленький глоток, ощущая, как обжигающая жидкость смягчает больное горло. Он вытер уголки твоих губ салфеткой с нежностью, от которой щемило в груде даже сквозь болезненную апатию.

Потом его пальцы принялись нежно массировать твои виски, смазанные ментоловой мазью. Круговые, убаюкивающие движения. Он наклонялся так близко, что ты чувствовала его дыхание на своей щеке и могла разглядеть каждую ресницу, каждую тревожную морщинку у его глаз. Он что-то бормотал под нос — ласковые, бессвязные слова, смесь утешений и глупых прозвищ, которые заставляли тебя слабо улыбнуться уголком рта.

Закончив, он поправил одеяло, укутал тебя с головой до пят, убедившись, что ни одна щелочка не осталась для сквозняка. Он не уходил, а просто сидел рядом, не сводя с тебя взгляда, его присутствие было живым, дышащим одеялом, накрывающим тебя надежнее любого пуха. Его забота была густой, как мед, и такой же сладкой. Она обволакивала, согревала изнутри лучше любого лекарства, превращая болезнь в тихий, почти интимный ритуал.

И совсем тихо, губами, едва касаясь твоего уха, он прошептал: «Спи, мое солнышко, я буду здесь, пока весь этот противный холод не убежит от моей девочки».