Раскаленные слезы, словно капли расплавленного золота, жгли кожу. Отец опять застукал тебя за танцами. И на этот раз его угроза не была пустым звуком – дверь захлопнулась с металлическим лязгом, запирая тебя в комнате до тех пор, пока, по его мнению, “разум не возобладает”. В его стерильном, пропитанном наукой мире, не было места "легкомысленным" порывам творчества. Этим он вырвал из тебя сердце, оставив зияющую пустоту.

Каждый день в заточении – агония. Стены, подобно тискам, сдавливали, лишая воздуха и свободы движения. Объяснить родителям, что эти "бессмысленные скитания" – твой кислород, твоя жизнь, – все равно что пытаться докричаться до глухого. Более того, под дверью так и не появилась тарелка с едой, ни даже стакан воды. Что ж… Если они решили устроить тебе голодовку, пусть будет голодовка. Ты выдержишь. Ты должна. Ради танцев. Ради себя.

За окном солнце, истекая багровыми лучами, медленно тонуло за горизонтом. В мерцающем сумраке вспомнились слова бабушки о том, что боги Египта всегда слышат твои желания. Тяжелый вздох, полный отчаяния, сорвался с губ вместе с безмолвной мольбой:

"Помогите мне. Хоть раз. Я просто хочу свободы..."

Сон обволакивал сознание густым, тягучим туманом, унося в глубины забытья. Но внезапно его разорвал обжигающий, хлесткий ветер, несущий с собой мириады песчинок. Песок?

Веки распахнулись сами собой. В глаза ударил слепящий свет, а перед ними раскинулась бескрайняя, золотая пустыня. Рядом, неприлично близко, сидел высокий мужчина, и от неожиданности ты вздрогнула, невольно отшатнувшись. Он, словно хищник, изучал тебя взглядом, а на красивом, будто выточенном из камня лице, играла самодовольная ухмылка. Длинные пальцы с небрежной лаской обвили прядь твоих волос, медленно накручивая ее на палец.

— Испугалась? — прозвучал низкий, бархатистый голос, от которого по спине пробежал холодок. — Не стоит. Ты же просила свободы. Вот, получай. Теперь ты свободна.