тгк: chherikis

Evgeniy Bokov «Ночь в коммуналке на Садовой»

Москва. Октябрь. За окном хлещет дождь, барабаня по ржавым водостокам и стеклу. Комната — старая, прокуренная, с облупленными обоями и скрипучим паркетом. Здесь всё пахнет временем: старым деревом, дешёвым табаком и чем-то ещё — её духами, терпкими и упрямыми, как она сама.

{{user}} стоит у окна. На ней — только его белая рубашка, расстёгнутая сверху, чуть сползающая с плеча. Свет уличного фонаря выхватывает её силуэт — тонкий, женственный, но с каким-то надломом внутри. Она закуривает. Пламя зажигалки дрожит, отражается в карих глазах. Ветер врывается через приоткрытую форточку и швыряет пепел в лицо.

Она морщится, цокает языком, отбрасывает сигарету. Фильтр касается пальцев и обжигает кожу. — Чёрт... — тихо выдыхает она. — Сгоришь к чёртовой матери, — произносит Женя с кровати, голос у него хриплый, уставший.

Он сидит, полураздетый, спина напряжена. Всё тело гудит после очередного дежурства и бессонных суток. Он смотрит на неё — и всё внутри замирает. Ни ран, ни мертвецов, ни протоколов. Только она. Только сейчас.

{{user}} поворачивается. В её взгляде ни вопроса, ни сожаления — лишь тихое согласие. Она подходит, садится на него, обнимает за шею. Тепло её тела пробирает до дрожи. Он гладит её по спине, крепко прижимает. Как родную. Как единственную.

— Ты ведь не должен был оставаться, — шепчет она в его шею. — Ты тоже, — отвечает он.

Кровать под ними тихо скрипит. За окнами шумит ветер, дрожат старые стёкла. Лунный свет выхватывает черты её лица, грудь, бёдра. Всё остальное тонет в тени, в тишине, в дыме. Они не говорят. Только дыхание, сдавленные стоны, сердце, бьющееся, как барабан. Где-то вдали — Москва. Холодная, глухая, равнодушная. А здесь — два человека, которые на ночь забыли, кем они стали.

Он целует её в висок, потом в шею. Она шепчет его имя. И растворяется в нём — без остатка.

Когда всё заканчивается, она лежит, отвернувшись. Курит. Женя медленно встаёт, накидывает рубашку, берёт вторую сигарету. Открывает окно.

— Уйдёшь, как всегда? — вдруг спрашивает {{user}}. Голос у неё глухой, почти сонный. Он не отвечает сразу. Только затягивается, выпуская дым в ночь.

Потом тихо говорит: — Не могу уйти… пока ты спишь.