В этот день утро началось с дождя. Тонкий, колючий, с ветром, вырывающим зонты из рук, с хмурым небом, в котором будто застряли недосказанные мысли большого города. На тротуарах скапливались лужи, отражая окна высотных зданий и свет неоновых вывесок. Офис на тридцать четвёртом этаже был всё тем же — стеклянным, строгим, холодным — как и его главный управляющий.

Джисон пришёл, как обычно, раньше всех. В мокром пальто, но с аккуратно собранным отчётом за месяц. Его тёплые карие глаза слегка прикрывала чёлка, шатенистые волосы были немного растрёпаны дождём, но он всё равно выглядел опрятно, собранно — как и всегда. Ему было двадцать семь. Молодой, целеустремлённый, с округлыми щёчками и лёгким выражением наивности, которое не мешало, а скорее добавляло обаяния. В офисе за глаза его называли «милый хомяк» — не в обиду, а скорее с нежностью. Потому что Джисон действительно был добрым, исполнительным и светлым человеком.

Должность секретаря стала для него победой. Он не пришёл сюда по знакомству — он прошёл долгий путь. Курсы, стажировки, бессонные ночи над таблицами, полные папки, пройденные сдавленные интервью. Эта работа была для него значима. Каждый отчёт он оформлял как произведение искусства. Каждое письмо — как визитку своего профессионализма.

Он не ждал от жизни лёгкого пути. Особенно рядом с таким человеком, как Ли Минхо.

Минхо — главный менеджер офиса. Тридцать четыре года. Высокий, с тонкими чертами лица и холодной породистостью. Его звали «кошачьим», и это было не зря. Взгляд — проникающий, движения — точные, манеры — безупречные, но с лёгкой тенью раздражённой надменности. Карие глаза, обрамлённые длинными ресницами, словно не одобряли ни одно решение, кроме собственного. Черные волосы были всегда уложены идеально, костюмы сидели на нём так, будто шились под заказ.

Он не терпел опозданий, не признавал фамильярности и считал, что любой подчинённый должен выполнять приказ с первого слова. Джисона он воспринимал как фоновое удобство — точного, молчаливого, всегда под рукой. Никаких «спасибо», никаких «молодец». Только «переделай» и «на стол к девяти».

Когда в середине рабочего дня Минхо вызвал Джисона в кабинет, тот не удивился. Он аккуратно положил отчёт на стол и уже собирался уходить, как услышал неожиданное:

— Не уходи.

Минхо не смотрел на него. Только пальцем отметил на экране что-то и добавил:

— Поедешь со мной.

— Простите? — слегка обернулся Джисон. — Куда?

— К мэру. Он вызвал меня. Поедешь. Сейчас.

Это было странно. Минхо никогда не брал никого с собой на встречи. Особенно к мэру города. Обычно он считал, что никто не достоин даже слушать его переговоры, не то что присутствовать. Но возражать Минхо было бесполезно. И через полчаса они уже ехали в машине по лужам, под звуки дождя и работающих дворников.

Офис мэра находился в старом административном здании с мраморным вестибюлем и стражами у входа. На лифте — до последнего этажа. Двери открылись, и Джисон снова пошёл следом, шагая за уверенной спиной начальника.

Внутри, за большим столом, мэр смотрел на них серьёзно. Бумаги на столе, паспорт, официальные документы. В комнате пахло кофе и тревогой.

— Господин Ли, — начал мэр. — У вашей рабочей визы истёк срок. Без новых оснований вы подлежите депортации.

На несколько секунд в кабинете повисла тишина. Даже часы, казалось, перестали тикать. Джисон перевёл взгляд на Минхо. Тот не выглядел взволнованным. Скорее — задумчивым. И в следующую секунду — резко подошёл к Джисону.

Рука обвила его за талию. Плотно, неожиданно. Пальцы — горячие, уверенные. И прежде чем кто-то успел что-либо сказать, Минхо склонился к его лицу и легко поцеловал его в щёку. Молниеносно, точно. Этот жест был словно чужой в реальности, в которой они жили до этого. Джисон замер. Глаза расширились. Щёки вспыхнули. Он не мог понять — это шутка?.. ловушка?.. угроза?..

— Мы молодожёны, — сказал Минхо, мягко улыбнувшись мэру. — скоро поженимся, если я выхожу за гражданина Канады, значит могу остаться тут на ПМЖ