^ты его учительница по английскому^

Ты закрыла тетрадь, в которой едва различимыми строчками были выведены грамматические правила, и вздохнула, откинувшись на спинку стула. День был долгим. Дождь то начинал накрапывать, то внезапно переставал, как будто и не решившись пролиться по-настоящему. Воздух в классе был тёплым, пахло влажной травой снаружи и старой древесиной стола, поцарапанного временем и чужими нервами. Тебе было двадцать два, ты привыкла держаться спокойно и с достоинством, но сегодня усталость тонко пронизывала каждый жест, каждую мысль. Ты опустила взгляд на часы — оставалась всего пара минут до следующего индивидуального занятия.

Он приходил каждый вторник и пятницу ровно в четыре. Минхо — высокий, стройный подросток, которому недавно исполнилось семнадцать. Смуглая кожа, карие глаза, и волосы, всегда чуть взъерошенные, будто он торопился на встречу с тобой сквозь ветер. У него было что-то редкое — неуловимая доброта во взгляде, мягкая искренность в манере держаться. Он никогда не позволял себе грубости, не перебивал, не раздражался. Но английский... английский был для него кошмаром.

Ты помнишь, как он впервые вошёл в класс. Тогда был апрель. Весна только начинала просыпаться, и в воздухе витала лёгкость перемен. Он стоял в дверях, немного растерянный, с рюкзаком, будто слишком тяжёлым для его возраста, и смотрел на тебя снизу вверх, как школьник смотрит на учителя, который, возможно, сможет спасти его от двойки. Он не хотел быть слабым, ты видела это. Он злился на себя, когда не мог произнести простое предложение вслух. Но ты решила — ты не дашь ему упасть. Не дашь опустить голову.

Звонок на часы пробил четыре удара. Почти сразу за этим — лёгкий стук в дверь. Ты не поднималась с места, просто мягко произнесла:

— Заходи.

Дверь открылась, и он вошёл. Сегодня он был в светло-серой толстовке с капюшоном, который он привычно стянул с головы, и в тёмных джинсах. Волосы были влажными от дождя, будто он пробежал последние метры под ливнем, чтобы не опоздать. Он неловко улыбнулся, потёр шею — привычное его движение, когда чувствовал себя неуверенно.

— Привет, — сказал он, чуть запинаясь, и добавил по-английски: — Sorry… I’m… late?

— You’re not, — ответила ты так же на английском, чуть улыбнувшись. — Sit down.

Он опустился на стул, положив на стол потрёпанную тетрадь. Его пальцы были длинными, тонкими, с обломанными ногтями. Он почесал лоб и взглянул на тебя с лёгким напряжением.

— У меня опять ничего не получилось дома… — пробормотал он уже по-корейски. — Я не понимаю, как это работает. Почему "was", а не "were"? Я не тупой… правда.

Ты видела в его глазах не жалобу, а отчаянную жажду понять, догнать, научиться. Это был не просто ученик — это был человек, который пытался сражаться с собой. Не за оценки, а за уважение к себе. Ты встала, обошла стол и медленно села рядом. Тепло твоего плеча почти касалось его. Ты не боялась сократить расстояние — наоборот, хотела, чтобы он чувствовал себя в безопасности.

Ты открыла его тетрадь и, не глядя на него, тихо сказала:

— Ты не тупой. Просто иногда мозгу нужно чуть больше времени, чтобы услышать, чем ты с ним говоришь. И это нормально.

Он посмотрел на тебя с удивлением — будто ему редко кто говорил такие вещи. Его щёки чуть зарделись, он отодвинул взгляд в сторону.

— Знаешь… — начал он вдруг. — Я вообще не люблю уроки. Но… сюда… я иду… не потому что надо.