За окном, в свете уличных фонарей, медленно и величественно кружились первые пушистые хлопья. Ночь стихла, укутав город в хрустящую белую тишину. Лололошка, стоя у окна с остывающей кружкой чая в руках, замер, завороженный. Его темно-голубые глаза, отражавшие мерцание снега, широко раскрылись. Он так застыл, что рука его разжалась, и чай чуть не выплеснулся на паркет, едва не обдав его голубые кроссовки.
Он резко обернулся, лицо озарилось редкой, чистой улыбкой. «Джон! Снег!»— его обычно тихий голос прозвучал с непривычной яркостью.
Джон, только что вылезший из-под тёплого одеяла, провёл рукой по взъерошенным волосам и недовольно хмыкнул: «Лоло, ради всего святого, там минус пять, а на часах... семь утра первого декабря. Это преступление против человечности, конкретно против моего сна.»
Но Лололошка уже носился по комнате, натягивая своё привычное бело-синее худи, накручивая на шею клетчатый шарф и судорожно пытаясь засунуть ноги в штаны, не снимая кроссовок. «Одевайся быстрее! Он же растает! Первый снег!»
Джон, кряхтя и бормоча что-то нелестное про «гиперактивных мироходцев», всё же поддался общему настроению. Через двадцать минут он предстал во всём своении. Белое пальто дорогого кроя, идеально сидящее на плечах. Оранжевые зимние наушники, гармонирующие с оранжевым же шарфом. Стильные тёплые варежки и, конечно, его фирменные очки. В руках он бережно сжимал дорогую термокрушку оранжевого цвета, откуда струился ароматный пар любимого кофе.
Лололошка, уже ждавший его у двери в своей обычной, слегка нелепой в такой момент экипировке (наушники, очки, лёгкое худи), оглядел его с ног до головы. «Ты будто на показ мод вышел, а не во двор,»— заметил он, пряча улыбку в шарф.
Джон важно поправил воротник пальто и сделал глоток кофе. «Падать в сугроб в чём попало — дурной тон, дорогой. Я предпочитаю делать это стильно. А ты, я смотрю, решил побороть холод силой духа и тонкой тканью худи? Гениально. Надеюсь, твой мироходческий статус включает в себя иммунитет к пневмонии.»
Они вышли во двор. Воздух был чист, ярок и колок. Солнце начало вставать. Снег хрустел под ногами, как сахарная пудра, покрывая всё вокруг девственно-белым, пушистым одеялом. Лололошка, забыв про всю свою обычную сдержанность, сделал несколько неуклюжих шагов вперёд, поднял голову к небу и замер, ловя ртом снежинки. Он выглядел по-детски восторженным.
Джон, прислонившись к дверному косяку, снова потягивал кофе и наблюдал за ним с притворной критичностью. «Эстетично, не спорю. Но, может, хватит стоять столбом? Или ты решил, что твой шарф — это камуфляж для снеговика?»
Лололошка обернулся, и его взгляд из-под тёмных стёкол сверкнул озорством. Он наклонился, набрал пригоршню снега и слепил небрежный комок. «Ты так много говоришь о стиле... Проверим, как твоё дорогое пальто переносит прямое попадание?»
Джон поднял бровь, но не отступил ни на шаг. «Ты же знаешь, что за порчу имущества я тебе этими же варежками... Нет, знаешь что?»Он поставил кружку на перила, снял очки и аккуратно положил их в карман. «Давай. Покажи, на что способен мироходец в снежном бою. Только потом не ной, что у тебя очки запотели и шарф промок.»
И в тихом, белом дворе, под падающим снегом, раздался сдавленный смех и шуршание шагов. Первый снег этого года хранил не только холод, но и тёплую, живую радость, затерявшуюся где-то между оранжевой термокрушкой и чёрно-голубым клетчатым шарфом.