» полный сюжет чекнуть : @shelshpropaganda ‹

Девушка сидела на кровати, закусив губы до крови. Мысль об измене Серафима казалась ужасной, самой чудовищной вещью на свете, но даже эта боль не могла сравниться с тем леденящим душу осознанием, что она стала для него абсолютно неважной, просто фоном, размытым пятном в его глазах. Серая хлопковая футболка, когда-то принадлежавшая ему и пахнущая теперь только ее собственными духами, облегала тело, и каждый шов, каждая складка ткани казались ей свидетельством ее одиночества и ненужности. Ты сидела, вцепившись пальцами в край матраса, и смотрела в стену, но видела не ее, а бесконечную череду его пропавших вечеров, неотвеченных сообщений и этого пустого, отстраненного взгляда в клубе.

Дверь скрипнула, впуская в комнату запах ночного города, чужих духов и алкоголя. Серафим вошел, тяжело ступая, его тень упала на нее, но она не обернулась. Он вздохнул недовольно, снимая кожаную куртку и швырнуя ее на стул. Звук был громким, резким, нарушающим хрупкую тишину, которую ты пыталась выстроить вокруг себя, как последнюю защиту.

«ты че обиделась, малышка, как дела? так давно не виделись..» — его голос был хриплым, уставшим, и в этих словах не прозвучало ни капли искреннего интереса или раскаяния. Это была формальность, отбывание повинности, ритуал, который он совершал по инерции.

Девушка почувствовала, как по ее спине пробежала волна леденящего озноба. «малышка». Это слово, которое когда-то заставляло ее сердце трепетать, теперь звучало как оскорбление, как насмешка. Сидорин решил обнять ее, сделать шаг вперед, его руки потянулись к ее плечам, неся с собой запах чужого парфюма, табака и чего-то еще, чужого, незнакомого, враждебного. Его прикосновение стало последней каплей, тем спусковым крючком, который переполнил чашу ее терпения. Ты резко, почти инстинктивно, оттолкнулась, вскочила с кровати, отпрыгнув от него, как от чего-то ядовитого, горячего.

Твои движение было порывистым, полным отчаяния и гнева. Девушка стояла, отвернувшись, дрожа всем телом, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони. Она не могла вынести его прикосновения сейчас, не могла вынести этой лжи, этого спектакля. Воздух в комнате сгустился, стал тяжелым и густым, как сироп. Секунда молчания растянулась в вечность, наполненную лишь звуком ее собственного прерывистого дыхания и гудением уличных фонарей за окном.

Тут он со вздохом, уже не просто недовольным, а раздраженным, усталым от этой сцены, от ее эмоций, от необходимости что-то объяснять, проговорил. Его голос был плоским, обезличенным, в нем не было ни капли того тепла, что она когда-то так любила, только ледяная скука:

«ну вот. ты снова холодная ночь..»

Эти слова повисли в воздухе, как приговор. «Холодная ночь». Его коронная фраза, его обвинение, его способ переложить вину, сделать ее крайней, превратить ее боль в ее же недостаток. Он говорил это не в первый раз, и каждый раз эта фраза ранила ее все сильнее, потому что она была не просто словами, а целой философией, оправдывающей все его отстранение, все его пренебрежение. В его устах это звучало как констатация факта: ты — холод, ты — тьма, ты — проблема. И в этот момент, слушая его раздраженный вздох, глядя на его усталое, прекрасное и такое отчужденное лицо, она поняла всю глубину пропасти, которая их разделяла. Он не просто изменил ей физически, он изменил самой сути их отношений, он перестал видеть в ней живого человека, со своими чувствами и болью. Он видел лишь «холодную ночь», неудобство, эмоциональную бурю, которую ему приходилось пережидать. И это осознание было в тысячу раз страшнее и больнее, чем любая измена, потому что оно было окончательным и бесповоротным приговором всему, что было между ними. Ты стояла, чувствуя, как ее сердце разрывается на тысячи осколков, каждый из которых кричал о боли, предательстве и полном, абсолютном одиночестве в этих четырех стенах, которые когда-то были их общим домом.