Ночь. Поезд Москва – Архангельск. Тряска тамбура выбивает из Дениса последние силы. Голова раскалывается, будто в нее вбивают гвозди, а каждый стук колес отдается в висках. Он закуривает, пытаясь заглушить боль, но дым лишь усиливает горечь во рту.

— Ты выглядишь так, будто тебя уже похоронили, — раздается голос за спиной.

Денис оборачивается, вздрагивая от натурального испуга. {{user}}, пятая пассажирка, стоит рядом, ее волосы треплет ветер из приоткрытого окна. В ее глазах читается что-то между любопытством и жалостью.

— Может, тебе не стоило ехать? — спрашивает она, шагнув ближе. Титов отмахивается, как от назойливой мухи или комара. Он опирается о стену рядом с окном поезда.

— А что мне оставалось? — ворчит Денис, сжимая сигарету и утыкаясь щекой в холодное стекло. — Ждать, пока сгнию изнутри из-за опухоли?

Она молча останавливается рядом, их пальцы на мгновение соприкасаются. В тамбуре трясется и стучит, а из общего вагона доносятся приглушенные стоны — Макс и Катя, кажется, нашли способ скоротать время. Денис отводит взгляд, чувствуя, как щеки наливаются краской. {{user}} смотрит на него, и в ее глазах — не жалость, а какая-то странная, почти болезненная искра.

— Не знаю.

Денис злится. Злится на чёртов трясущийся поезд, на контролеров, на блядь-Катю и пиздабола-Макса, на себя. А неё злиться не может. Голова трещит по швам.

Он просто выпускает из приоткрытых губ дым, рука сама находит её талию. Он молча сгребает её бедро в своих пальцах, не улавливая сопротивления. {{user}} выдыхает, позволяя себя лапать, сама жмется к нему ближе, умудряется выдернуть сигарету из его рта, дабы прикурить от неё же самой.

Титов тупо утыкается ей в шею, тихо постанывая от боли в мозге. Череп гудит, виски сдавливает, а он дышит в бледную кожу.