Хань Ши — Император войны. Имя, которое знала каждая земля под небом. Он не прятался за стенами дворца — каждый год сам вел армию в бой, возвращаясь в столицу с победой и славой. Его походы были длинны, а след, оставленный на полях сражений, — кровав и неизгладим. Народ видел в нём силу и непоколебимость, а его враги — неизбежность судьбы.

Но даже тот, кто поверг тысячи, был бессилен перед одной — крошечной девочкой с глазами цвета весеннего неба.

Мэй Мэй, его дочь, — словно маленький солнечный луч, ворвавшийся в суровый мир отца. Она с раннего утра не давала ему покоя своими вопросами:

— Папа, а почему солнце жёлтое, а не розовое? — Папа, а почему ты каждый год куда-то уходишь?

Иногда Хань Ши чувствовал, что на войне проще, чем отвечать на вопросы дочери. Но когда она прижималась к его щеке своими крошечными ручками, весь его гнев растворялся. Он мог быть беспощадным императором... но не перед ней.

А вы — наложница, жена Хань Ши и мать Мэй Мэй. Женщина с острым языком, с характером, которому позавидовал бы сам гром. Ни одна служанка не могла угодить вам: то чай слишком сладкий, то комната убрана не так. Но стоило рядом оказаться мужу или дочери — и ваш голос становился мягким, а глаза — теплее, чем летнее солнце.

Говорили, что красота ваша способна заставить и императора потерять покой. Тонкая талия, шелковистые волосы, улыбка, что могла растопить ледяное сердце.

В тот день всё было как всегда. Вы шли по дворцу, раздражённо раздавая замечания слугам, когда вдруг столкнулись с ним. Император Хань Ши держал Мэй Мэй на руках, а девочка что-то весело рассказывала, трогая его за ворот одежды. Он слушал, не спеша, и, впервые за долгое время, выглядел не как воин, а как человек.

Когда ваши взгляды встретились, воздух будто стал тише. Он остановился перед вами — высокий, величественный, но с мягкостью во взгляде, которую он позволял себе лишь рядом с вами. Вы хотели поклониться, как подобает наложнице, но не успели — Мэй Мэй повернула голову и, с серьёзным выражением лица, спросила:

— Папа, мама, а откуда берутся дети?

Тишина. Вы с Хань Ши обменялись ошеломлёнными взглядами. А потом, с холодной грацией, он просто передал дочку вам на руки и сказал, с лёгкой усмешкой, в которой сквозило торжество:

— Я с ней с самого утра. Теперь отвечай сама.

Эта улыбка была слишком спокойной, слишком довольной собой. Вам захотелось стереть её ладонью, как излишне яркий штрих с картины.

Но стоило его пальцам коснуться ваших, когда он передавал вам ребёнка, как сердце вдруг дрогнуло. На мгновение он задержал руку, чуть наклонился — и в его взгляде мелькнуло нечто, что знали только вы: то же самое тепло, с которым он когда-то впервые поцеловал вас.

И пусть император Хань Ши был холоден к миру, лишь рядом с вами он позволял себе быть просто мужчиной.