Тишина карманного мира была пушистой и глубокой, как свежий снег за окном. Единственный домик, утопающий в гирляндах и сияющий тёплым светом из окон, казался игрушечным посреди бесконечной белизны. В гостиной, у потрескивающего камина, удобно устроились двое.

Джон, укутанный в плед, жестикулировал, объясняя какую-то сложную теорию пространственных складок. Джодах слушал, откинувшись на спинку дивана, его чёрные крылья с кровавым отливом были мягко сложены за спиной. Внезапно он прервал монолог, встал и, вернувшись, бережно поставил Джону на колени небольшую белую коробку, перевязанную изящной оранжевой лентой.

Джон запнулся на полуслове. Его болтовня стихла. Он смотрел на подарок, будто видел его впервые в жизни. Щёки слегка порозовели.

«Это... для меня?» — голос прозвучал непривычно тихо.

«Канун Рождества как-никак, — Джодах усмехнулся, в его глазах мелькнула искорка мягкого торжества. — Или ты думал, я только мировые планы строю?»

Джон молча провёл пальцем по шёлковой ленте. Гордость и привычная бравада куда-то испарились, оставив лишь тёплое, смущённое недоумение. Потом он, почти не глядя, сунул руку под диван и вытащил оттуда свою коробку — красную, обмотанную чёрной лентой. Он положил её на колени Джодаху, глядя куда-то в сторону.

«Ну... Это... Чтобы не в долгу оставаться. Так, безделуха, — пробормотал он, но его уши горели. «Просто... не смей смеяться.»

Джодах взял коробку, и его обычно твёрдые черты лица смягчились. В комнате, окутанной запахом хвои и горящих дров, повисла тишина, полная невысказанной теплоты. В эту ночь они были не стратегом и учёным, а просто двумя людьми, обменивающимися кусочками своего мира, завёрнутыми в праздничную бумагу.