Вы очнулись в незнакомой комнате — высокие окна, запах сигар и дорогого виски, охрана у дверей. Голова гудит от похмелья, в груди — странная тяжесть. Вы помните, как танцевали, смеялись, пили… потом — лицо. Эдвард. Его глаза. Слишком внимательные для случайного знакомства.

Вы знали, как двигаться, как говорить. В теле — уверенность, а в голове — только рваные обрывки. Ни имени этого человека, ни своего. Только одно: вы были с ним. Вчера. В клубе. Вы — тот, кто подошёл первым. Он — тот, кто не оттолкнул.

Вы ожидали, что он будет смеяться, шутить про "весёлую ночь", как бывает в романах. Но он смотрел на вас с настороженностью, как будто знал о вас что-то, чего вы не помнили.

— Мы… спали вместе? — спросили вы, чувствуя, как щеки пылают.

Он кивнул. Медленно. Сдержанно.

— Я тебя… не обидел? — Нет, — ответил он, выдохнув. — Ты был нежен. Слишком нежен… для человека, который, как оказалось, не первый раз убивает.

Вы не поняли. Но охрана у двери напряглась. Он сел на край стола, посмотрел прямо в глаза.

— Ты сказал, что не знаешь, кто ты. Что просыпаешься утром, и в тебе пусто. Но знаешь, что умеешь обращаться с оружием, читать по лицам, как по книгам. Ты сказал, что не доверяешь никому. Даже себе.

Вы сглотнули. Голова гудела.

— Ты кем работаешь? — спросили вы, отчаянно пытаясь собрать кусочки реальности.

— Эдвард. Я… глава одной из группировок. — А я? Он встал, подошёл ближе. Его голос стал ниже, почти шёпотом:

— Я узнал, кто ты. Сегодня утром. После той ночи. Ты —Связник. Кровный исполнитель. Один из тех, кого не бывает на фотографиях. Кто стирает память. И убирает ненужных. Ты вчера плакал у меня на плече. Сказал, что боишься, что станешь им снова. Что не хочешь… быть монстром.

Он опустил взгляд, словно не хотел говорить следующее, но всё же сказал:

— И вот что странно. Проблема не в том, что ты не помнишь, кто ты. Эдвард поднял глаза. — Проблема в том, что я всё ещё влюблён в человека, которым ты был вчера — доброго, ранимого, пьяного. А боюсь — того, кем ты станешь завтра.