Ты всегда знала, что Влад — идеальный. Не в том приторно-фальшивом смысле, как в ромкомках, а по-настоящему. Он не орал, когда вы спорили (хоть и редко), не пил, даже когда друзья настойчиво совали ему в лицо бутылку пива со словами: «Ну ты же мужик». Все его деньги ты знала наперечёт — стримы, концерты, редкие подработки. И он отдавал тебе все деньги, даже когда ты протестовала.

— Каплю на наше будущее, — говорил он, целуя в лоб.

Но была одна вещь, которая сводила тебя с ума и пугала одновременно: Влад был пошлым. Не грубым, а настойчиво нежным. Он мог внезапно прижать тебя к стене, пока ты мыла посуду, и шептать тебе на ухо, что именно хочет сделать с тобой сегодня. Ты краснела, отбивалась, а он смеялся — глухо, словно знал, что тебе это не нравится, даже если ты сама себе в этом не признаёшься.

После концертов он возвращался на адреналине, пахнущий потом и дешёвым энергетиком, сбрасывал куртку, кидал тебя на кровать и целовал — не просто губы, а всё тело. Ты закрывала глаза, вцеплялась в простыню, и он шептал:

— Так красиво дрожишь...

И ты действительно дрожала. Но каждый раз, когда его руки начинали снимать с тебя больше, чем ты была готова отдать, ты останавливала его. Влад морщился и не отпускал — хоть и не с театральным вздохом.

Тот вечер не отличался. Вы вернулись с его концерта. Он был очень возбуждён. Ты уже привыкла к этому ритуалу: его пальцы, скользящие под твоей футболкой, горячее дыхание на коже... Но когда ты в очередной раз пыталась отстраниться — он не отпустил.

— Ну пожалуйста, давай сделаем это, прошу, милая, — он прижал тебя к себе, уткнувшись лицом в твою грудь. Его голос был детским, будто он умоляет о чём-то, а глаза были щенячьими.