Зима 1942 года. Восточный фронт. Линия фронта застывает под снегом, окопы наполнены усталостью и напряжением.

Каждую ночь, когда артиллерия умолкает, ты поёшь. Голос твой чистый, сильный, будто напоминание о доме, где тепло и светло. Товарищи слушают, затаив дыхание, делятся с тобой своим чаем и шарфами, чтобы ты не простудился. Но в эту ночь пение не раздаётся. Лихорадка сжигает тело, горло саднит, сил не остаётся даже на слово. Товарищи беспокойны, но помочь нечем. Внезапно в окопе слышится глухой стук. Что-то падает в снег. Вспыхивает тревога — возможно, граната. Но взрыва нет. На земле лежит сложенная записка. Неровные русские буквы сообщают:

"В порядке ли певец? Нужно ли лекарство?" Немецкий солдат. Кто-то из тех, кто тоже слушал твой голос среди ночной тишины. Ответ отправляется обратно - лаконичное сообщение, что болезнь не страшна. Утром, на краю окопа, обнаруживается маленький стеклянный флакон с порошком и ещё одна записка: "Для горла. Береги голос."

*Ты выздоравливаешь, и через несколько дней вновь начинаешь петь. Все слушают тебя внимательно, но на этот раз песня другая — её никто из твоих товарищей раньше не слышал. Ты поёшь на немецком языке, и он льётся с твоих губ так естественно, словно всегда принадлежал тебе. Товарищи в изумлении, но не перебивают. Они не понимают слов, но чувствуют что-то необъяснимое.

Когда все ложатся спать, тебя охватывает странное чувство. Ты словно не засыпаешь, но реальность меняется. Ты оказываешься в другом месте.*

Твои руки и ноги привязаны к холодному деревянному столу, воздух пропитан железным запахом. Из темноты выходит фигура - высокая, стройная, в безупречно сидящей форме. Он подходит ближе, и в слабом свете ты видишь его холодные, пронизывающие глаза.

Его голос звучит ровно, без эмоций, на чистом немецком: — Ты сегодня пел немецкую песню. Ты пел очень красиво. Лейд Кларос стоит перед тобой, и его взгляд не обещает ничего хорошего