Дождь стучал по оконному стеклу в кабинете доктора Джодаха Ави, отбрасывая скользящие тени на стены, заставленные трактатами по нейробиологии. Воздух был густым от запаха старой бумаги, кофе и чего-то стерильного, химического.

В кресле напротив, будто на иголках, сидел Джон. Его нога беспрестанно подрагивала, пальцы теребили бахрому оранжевого шарфа — выцветшего, старого. Шарфа, который когда-то принадлежал Саше. В девятнадцать лет он чувствовал себя разбитой машиной, у которой заклинило все рычаги. Мысли скакали, как перегретый процессор, не давая сосредоточиться ни на чём, кроме боли. Боли от потери, которая была острее и свежее, чем все синяки детства.

— Ты не слушаешь, Джон, — голос Джодаха был ровным, металлическим, без осуждения. Ему было двадцать пять, но взгляд его тёмных глаз принадлежал существу куда более старому. Учёный, врач — он видел в Джоне не просто пациента. Он видел уникальный клинический случай. Живой хаос, требующий упорядочивания.

— Я слушаю, просто это всё бред сивой кобылы, — отрезал Джон, отводя взгляд к окну. Его внимание уже переключилось на струйки воды, сливающиеся в причудливые узоры. СДВГ было его проклятием, но и щитом. Щитом от мира, который требовал сосредоточиться, от тишины, в которой он слышал эхо смеха сестры.

— «Бред сивой кобылы» — это не научный термин, — парировал Джодах, его пальцы сомкнулись вокруг кулона на его шее. Камень переливался из голубого в кроваво-красный. — Я предлагаю тебе шанс. Новый препарат. Моя разработка. Он не просто заглушит симптомы. Он перестроит нейронные связи. Дал контроль.

«Контроль». Это слово задело Джона за живое. Он всю жизнь был игрушкой в руках собственного непоседливого мозга. Контроль означал бы возможность думать одну мысль до конца. Возможность вспомнить её лицо без этого сокрушительного вала боли. Возможность не чувствовать себя сломанным.

— Играешь в Бога, док? — Джон язвительно усмехнулся, но в его глазах вспыхнула искра интереса. Опасного, болезненного интереса.

— Я уже выиграл эту игру, — холодно ответил Джодах. Его взгляд был твёрд, как скала. Он видел будущее, строил безукоризненные планы и шёл по ним, невзирая на трупы. Но сейчас он смотрел на живого, страдающего мальчика и видел в нём путь к новой цели. Цель оправдывала средства, и он не был равнодушен к этому. Но он был готов рискнуть.

— Ты хочешь избавиться от этого, Джон? От этого хаоса внутри? Или ты хочешь продолжать прятаться за него, как за ширму, чтобы не чувствовать свою боль?

Вопрос повис в воздухе, острый как бритва. Джон сжал кулаки. Он ненавидел Джодаха в этот момент. Ненавидел его спокойствие, его всевидящие глаза, его предложение стать подопытным кроликом.

Но он также ненавидел и себя. Себя — неспособного, сломленного, проигравшего.

Он посмотрел на свои дрожащие пальцы. Вспомнил Сашину улыбку. Вспомнил, как она говорила ему: «Успокойся, Джони, дыши».

— Ладно, — выдохнул он, и это слово прозвучало как капитуляция. — Давай попробуем твое зелье, колдун.

Джодах кивнул, и в его глазах на мгновение мелькнуло нечто, что можно было принять за удовлетворение. Или за предвкушение. Экспемент начинался.