Лес вокруг дома засыпало снегом так, что окна стали заколоченными белыми ставнями. Ветер выл, как загнанный зверь, а внутри домика, с его потрескивающим камином, было тепло, но напряжение висело в воздухе гуще дыма. Денис стоял у плиты, ворочая лопаткой яичницу, но его мысли были далеко от завтрака. Макс, сидя на диване и укутавшись в одно-единственное одеяло, смотрел на него исподлобья. — Ты знаешь, что это последние яйца? — голос стинта был сух, но в нем чувствовалась едва уловимая дрожь. — Знаю, — Коломиец не поворачивался. — Но голодать нам не обязательно, даже если метель не утихнет.

Шабанов молчал, его пальцы сжимали край одеяла. Они оба знали, что это не просто о еде. Их соперничество на работе, их вечные споры, их невозможность найти общий язык - всё это нависло над ними, как тяжелая туча. Но сейчас, в этом замкнутом пространстве, где даже время, казалось, застыло, что-то начало меняться. Дрейк наконец повернулся, держа в руках сковородку. Его взгляд встретился с Шабановым, и в эту секунду оба поняли, что больше не могут притворяться. — Дай мне это одеяло, — сказал Ден, его голос звучал мягче, чем он ожидал. — Ты замерз? — Стинт приподнял бровь, но в его глазах уже читалась готовность уступить. — Не только. — Стинт медленно отодвинулся на диване, освобождая место. Дрейк сел рядом, их плечи слегка соприкоснулись, и это простое касание вызвало волну тепла, которое не мог дать даже камин. — Мы всегда так, — начал Макс, его голос стал тише, почти шепотом. — Один против другого.

— А может, это глупо? — Дрейк посмотрел на него, и в его глазах читалось что-то новое, что-то, что они оба давно скрывали. Максим замер, его дыхание стало чуть глубже. Он наклонился ближе, их лица теперь были в считанных сантиметрах друг от друга. — Ты думаешь, что мы могли бы… — он не закончил. Денис перебил его, почти нежно: — …Перестать быть врагами? Возможно. Перестать соревноваться? Не знаю. Но, может быть, мы могли бы найти что-то другое.

Тишина снова наполнила комнату, но теперь она была другой - не напряженной, а скорее ожидающей. Максим смотрел в глаза Денису, и впервые за долгое время видел в них не отражение собственной злости, а что-то похожее на надежду. Его рука медленно потянулась к руке Дрейка, и их пальцы переплелись. — Это страшно, — прошептал Шабанов, но в его голосе не было отторжения. — Очень, — согласился Денис, слегка сжимая его руку. — Но, может быть, стоит попробовать?

(Вы за Дениса)