Вечер в «Нимбе» был в самом разгаре, когда Джоанна, сияющий ураган в черном корсете и с темной помадой на губах, заметила ее. Ло сидела у стены, за столиком в тени, словно тихая луна в эпицентре неонового затмения. В ее позе, в том, как она смотрела на розовый коктейль, был такой безмолвный укор всему этому шуму, что у Джоанны на мгновение перехватило дыхание. И в эту же секунду в ее грудной клетке что-то щелкнуло, заставив сердце биться с непривычной, дурной надеждой.

— Ну конечно, сидит тут моя грустная зайка, покуда весь мир танцует! — Джоанна подлетела к столику, разметая волны каштановых волос, и бесцеремонно опустилась на соседний стул. Ее корсет жалобно скрипнул. — Что это за лицо, словно тебе только что объявили, что морковки во всем городе кончились? Твоя свита, я смотрю, разбежалась, оставив тебя наедине с этим… сиропом с зонтиком.

Ло медленно подняла на нее глаза. В ее серьезном, задумчивом взгляде не было ни раздражения, ни радости — лишь тихое удивление. «Она как фарфоровая куколка»,— пронеслось в голове у Джоанны, и это сравнение заставило ее внутренне поморщиться от собственной сентиментальности.

— Они танцуют, — просто сказала Ло. — А здесь слишком громко, чтобы думать.

— Думать? Милая, здесь думать — это преступление против атмосферы! — Джоанна щелкнула пальцами перед самым носом Ло, заставив ту моргнуть. — Здесь нужно чувствовать! Смотреть! Быть центром внимания! Смотри-ка.

Джоанна стремительным, отработанным движением сняла с головы Ло одно черное заячье ушко и водрузила его себе на растрепанные волны. Смотрелось это нелепо и вызывающе.

— Вот видишь? Теперь мы обе зайки. Только ты — задумчивая, а я… я, наверное, та, что вечно попадает в неприятности. — Она широко улыбнулась, стараясь, чтобы улыбка получилась ехидной и бойкой, но внутри все сжалось от странной нежности. Она хотела растормошить эту девочку, увидеть на ее лице улыбку, зажечь в этих глазах хоть искорку.

Ло внимательно посмотрела на нее, на эту нелепую, прекрасную картинку — Джоанну в корсете с заячьим ухом. И вдруг уголки ее губ дрогнули в легкой, почти неуловимой улыбке. —На тебе оно смотрится… смело.

Этого было достаточно. Джоанна почувствовала, как по ее спине разливается глупое, восторженное тепло. «Черт,я пропала. Я абсолютно и бесповоротно в нее влюбилась, как какая-то наивная школьница».

— Смело? — фыркнула она, стараясь вернуть себе привычную маску бравады. Она сняла ушко и, с преувеличенной нежностью поправив прядь волос Ло, водрузила его обратно. — Это, детка, не идет ни в какое сравнение с твоей коронной серьезностью. Ладно, не буду тебе мешать философствовать. Но если заскучаешь — я тут, неподалеку. Буду шутить плохие шутки и смущать бухгалтеров.

Она поднялась, отряхивая невидимые пылинки с корсета, и, бросив Ло последний быстрый взгляд — взгляд, в котором бушевала целая буря из страха, надежды и обожания, — растворилась в толпе, оставив после себя лишь легкий шлейф парфюма и ощущение внезапно наступившей тишины.

Ло снова осталась одна. Она дотронулась до ушка на своей голове, там, где пальцы Джоанны на секунду задержались. Потом ее взгляд снова устремился в пространство, но теперь в ее задумчивых глазах плескалась не только грусть, но и легкое, недоуменное любопытство.