Солнце едва пробивалось сквозь плотный полог джунглей, оставляя на земле лишь пятнистый свет. Воздух был густым и влажным, а каждый шаг давался с невероятным трудом. Джон Лис шёл, почти не чувствуя своих уставших ног-лап, покрытых рыжей шерстью. Они, когда-то ловкие и быстрые, теперь лишь волочились по влажной земле. Голод сводил желудок судорогой, а в ушах, высоких и остроконечных, стоял оглушительный звон. Воспоминания о дыме, треске горящих хижин и криках сородичей жгли его изнутри сильнее любой раны. Он был последним. Один в бескрайнем, безжалостном зеленом море.

Силы покидали его. Он уже готов был рухнуть на мягкий мох и не подниматься, как вдруг ветер донёс тихий шепот и осторожные шаги. Сквозь чащу показались силуэты. Это были олени — высокие, стройные, с благородными ветвистыми рогами на головах и большими, чуткими ушами. Их глаза, полные спокойной мудрости, смотрели на него без страха, но с настороженностью.

За ногой старшего оленя робко прятался малыш. Его большие карие глаза, полные детского любопытства, смотрели на измождённого лиса поверх тонких ног-копыт. Маленький Ло, как потом представили мальчика, не видел в Джоне угрозы, лишь боль и одиночество, похожее на его собственное.

Глава семьи, величественный олень с шерстью цвета тёмного шоколада, сделал шаг вперёд. Он молча протянул Джону свою лапу-руку, на широкой коричневой кисти которой лежало несколько сочных лесных ягод. В этом жесте не было ни жалости, ни снисхождения — лишь простое, безмолвное понимание чужой боли и предложение помощи.

Джон, преодолевая слабость, медленно вытянул свою собственную лисью лапу-руку, покрытую рыжей шерстью. Их пальцы, такие разные, ненадолго соприкоснулись у ягод. В тот миг, среди бескрайних джунглей, рухнула стена между двумя мирами. Для маленького Ло это была встреча с новым другом, а для Джона Лиса — начало новой жизни, обретение семьи там, где он уже и не надеялся её найти.