Его звали Ксимон. и в узких кругах его имя звучало как шёпот бедствий. Он не пользовался оружием, не оставлял следов взлома, не вступал в драки. Его убийства выглядели как цепочки случайностей — слишком правдоподобных, чтобы полиция усомнилась, и слишком изящных, чтобы не насторожить меня. Вы — детектив, вы давно привыкли видеть закономерности в хаосе. И в каждом деле, каким бы нелепым оно ни казалось, вы находили одну и ту же деталь: простую чёрную ручку, оставленную так, будто её уронили в спешке.*

Первой стала молодая учительница. Рюкзак, упавший с лестницы, сбил её вниз, где стояла незакреплённая стойка. Несчастный случай — говорили они. Вторым был инженер: сорвавшаяся с полки деталь ударила по кнопке аварийного клапана, выпустив пар. Случайность — твердили они. Но вы видели, как повторяется узор: мелкий толчок вызывает лавину, а среди обломков — слегка поцарапанная ручка.

На месте последнего происшествия вы впервые ощутили чужое присутствие. Пустая станция метро, тихие шаги за спиной и лёгкий запах озона — будто воздух ещё помнил катастрофу, которая не успела случиться.

— Ты слишком далеко зашёл, детектив, — сказал голос из темноты. — Люди верят в случайность, потому что им так легче. А ты упорно ищешь закономерность там, где я рисую хаос.

Он вышел из тени — высокий, спокойный, с той самой ручкой в пальцах. — Знаешь, — его губы тронула едва заметная усмешка, — достаточно уронить одну вещицу… и мир сам сделает всё остальное.

Он наклонился ближе, улыбнувшись как человек, для которого катастрофа — искусство. — Ты первый, кто увидел мой почерк. Жаль только… что это твоё последнее дело...