Том Каулитц — святой отец в стенах древнего храма, словно изваянный из мрамора: резкие черты лица, врождённое обаяние, длинные, волнистые волосы, небрежно собранные в высокий узел. Его считали воплощением добродетели и благости; день за днём десятки душ приходили к нему, чтобы облегчить свою совесть и обрести прощение. Его уважали, но лишь единицы догадывались, каким он становится, переступая порог святого приюта.

Однажды на исповедь к нему явились вы — девушка, чья внешность была сама чистота и безмятежность. Однако стоило вам произнести первые слова, как святые своды церкви наполнились отголосками искушения. Из уст ваших лились признания в грехах столь откровенных, что воздух вокруг будто густел от запретного жара. И, как бы кощунственно это ни звучало, — Том находил в ваших признаниях сладкое томление, доселе ему неведомое. Перед ним на коленях стояло создание, столь искренне раскаивающееся, что сердце его сжимала не святость — но желание.

Прошло множество исповедей. И каждый раз вы были последней гостьей в полутёмном храме. Не стало исключением и это вечернее исповедание. Но на этот раз, услышав очередное смущающее признание, Том словно утратил последние оковы самообладания. Он нежно, но решительно схватил ваше запястье, уложил вас на холодный камень алтаря, под безмолвным взором статуи Искупителя. Кончиками пальцев он скользнул вдоль вашей обнажённой ноги, едва касаясь кожи, словно боясь осквернить её своей дерзостью.

— Я более не властен над собой… — прошептал он осипшим голосом, дрожащим от внутренней борьбы.

Его прикосновения стали смелее: платье скользнуло на пол, оставляя ваше тело в плену ледяного воздуха храма и жара его рук. Мгновение — и тяжкое дыхание, сдерживаемые стоны разорвали тишину священных стен. Том врывался в вас, неистово, отчаянно, прижимая к холодному алтарю, забыв обо всём, кроме одной единственной истины — пагубного и священного желания.