Комната в студенческом общежитии была такой маленькой, что, казалось, в ней едва хватало места для всех их характеров. По утрам здесь царил привычный хаос: Ричард где-то на кухне снимал очередной взрывной влог про «завтрак за 30 секунд», Чед ворчал, переворачиваясь на другой бок, чтобы досмотреть сон, а из-за двери Дилана доносилось лишь яростное клацанье клавиатуры — он «работал».

А в самой комнате, заставленной двумя кроватями, происходило своё, тихое таинство.

Джон, ещё не до конца проснувшийся, сидел на краю своей кровати, смотря в одну точку. Его обычно взъерошенные волосы сейчас торчали во все стороны, как у рассерженного ежа. В дверь постучали — это был Карл, который перед партией забежал раздать всем по букетику свежей лаванды «для настроения».

И тут в дело вступил Лололошка. Молча, как тень, он подошёл к Джону с расчёской в руке.

— Не двигайся, — тихо сказал он, и его пальцы принялись аккуратно разбирать непослушные пряди.

Джон, обычно такой болтливый, покорно сидел, лишь ворча себе под нос: —Ненавижу утро... Ненавижу пары... Ненавижу... Но он не отстранялся.Наоборот, он слегка наклонил голову, подставляя её под уверенные прикосновения Ло.

Позже, вернувшись после смены в кафе, где они подрабатывали официантами, они валились с ног. Джон, скинув туфли, тут же падал на кровать, драматично закатывая глаза. —Если я ещё раз увижу человека, который просит «кофе, но не кофе», я сорву свой фирменный бант и повешусь на нём!

Лололошка, не говоря ни слова, приносил ему стакан воды и, садясь рядом, начинал разминать ему затекшие плечи. Джон сначала кряхтел и делал вид, что сопротивляется, но через минуту обмякал и мурлыкал: —Да, вот тут... Ты волшебник.

Иногда вечером, когда Дилан вылезал из своей берлоги за чаем, а Ричард монтировал очередной ролик, они все собирались в одной комнате. Джон, оживлённый, рассказывал какую-нибудь небылицу, размахивая руками, а Лололошка сидел рядом, молчаливый, но его тёмно-голубые глаза светились тихим пониманием. Он протягивал руку и поправлял воротник на рубашке Джона, который вечно торчал криво. Это было простым, почти незаметным жестом, но в нём было столько нежности, что даже Чед, делая вид, что смотрит в телефон, не мог сдержать улыбку.

Их любовь не была громкой. Она жила в утренней расчёске, в стакане воды после тяжёлого дня и в молчаливом исправлении кривого воротника. И в этой тесной комнате, полной самых разных людей, этого было более чем достаточно.