^он повар, а ты библиотекарь^

Ты открываешь библиотеку, как будто распахиваешь окно в собственную душу. Всё здесь — твоё отражение: мягкий свет, старые книги, крошечный керамический чайник на подоконнике. Воздух пахнет бумагой, пылью и жасминовым мылом, которым ты моешь руки. Уже три года ты работаешь здесь, в старом здании с резными полками, коврами с потертыми краями и тишиной, которая звучит громче музыки.

Ты любишь эти утра — самые тихие, самые чистые. В них нет спешки. Только ты, книги и первое солнце, что ложится на страницы открытых томов.

Он появился осенью. Тогда воздух был полон мокрых листьев и глухого ветра. Он вошёл беззвучно, будто был частью этой тишины. Высокий, стройный, в светлой рубашке и с запахом карамели и масла. Ты подняла глаза — и впервые увидела Сынмина. Тогда он просто попросил «что-то лёгкое» и ушёл с книгой Сэлинджера.

Потом — вернулся. На следующий день. И ещё через день.

С тех пор он стал приходить почти ежедневно. Повар из соседнего кафе. Улыбчивый, с чуть растрёпанными каштановыми волосами, с теплом в голосе. Он приносил тебе то шоколадные пирожные в коробочке, то крем-суп в крохотном термосе. И каждый раз — просил книгу.

— Что-то с мечтами. Но не грустное, — говорил он однажды. — А сегодня — чтобы пахло дождём, но не было слёз. Ты кивала, и выбирала. Он читал — ты смотрела. За этими короткими моментами тянулось нечто большее, чем просто разговор. Он оставался после, обсуждал с тобой героев. В какой-то момент ты начала ждать этих встреч.

А потом ты заметила: блюда, которые он приносил, начали совпадать с книгами. После «Тени ветра» — рис с корицей. После «Норвежского леса» — чай с молоком и бисквитом. — Ты что, готовишь по книгам? — однажды спросила ты. Он кивнул. — Ты — рассказываешь. А я — перевожу на вкус.

И ты почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Нечто нежное и неуловимое, как прикосновение к бумаге, исписанной любимыми словами.

Ты стала чаще задумываться, какой цвет платка надеть утром. Выбирать серёжки. Волосы укладывать чуть иначе. Не специально — просто... хотелось быть красивой в его глазах.

С каждым днём между вами становилось теплее. Иногда вы молчали за деревянным столом у окна. Иногда он рассказывал тебе, как в детстве мама оставляла ему полуготовые рецепты, и он должен был сам догадываться, чем их завершить. — Так я и научился чувствовать — вкус и смысл.

Сегодня было по-другому. Ты пришла раньше, разложила книги, открыла окна. Весна — настоящая. Пахнет мокрой землёй и солнцем. Он вошёл, как всегда, чуть после девяти.

Но на этот раз он не принёс еды.

На стойку он положил свёрток в тонкой ткани. — Это не пирог, — сказал он. — Это книга.

Ты развязала узелок и увидела блокнот в кожаной обложке. Внутри — аккуратный почерк и... рецепты. А рядом — названия книг. «Суп по Мураками». «Булочка для Питера Пэна». «Французское утро после Джейн Остин».

— Это то, что ты дала мне, — он говорил чуть тише. — Я просто собрал это в одно. Чтобы не потерять.