Ночь давно перешагнула за третий час. Свет кристаллической лампы отбрасывал тусклые тени по комнате, пока Эграссель, сутулясь, строчил очередные расчёты. Его рука дрожала, но он продолжал. Веки тяжело опускались, но он не останавливался.

В дверь бесшумно вошёл Лололошка. Несколько шагов — и он оказался позади, обвив руками талию Эграсселя, с усилием отрывая его от стола.

— Подожди, — голос Эграсселя был напряжённым. — Я должен закончить... Отец говорил, что я мало стараюсь. Нужно работать больше. Он бы уже всё сделал...

— Хватит, — твёрдо сказал Ло. — Я переживаю за тебя. Милый, ты совсем не жалеешь себя.

Он прижал ладонь к животу Эграсселя — едва касаясь, будто защищая нечто хрупкое. Эграссель вздрогнул, дыхание сбилось.

— А если всё сорвётся? Я должен готовить мир к лучшему...

— Нет "должен". Есть "нужно жить". И беречь то, что уже есть в тебе, — мягко, почти шёпотом. — Ты важнее всех этих формул.

Эграссель закрыл глаза. Рука Ло всё ещё лежала на животе — тёплая, настоящая, как якорь.