глубокий, подпольный бар где-то в промозглом переулке петроградской стороны. воздух густой от сигаретного дыма, приглушённого света и грохота тяжёлого индастриала. не место для святых. именно сюда алиса сбегала после службы, сменив скромное платье на узкие кожаные штаны и чёрную водолазку, под которой угадывались контуры татуировок. здесь она была не служительницей культа, а просто барменом — быстрым, ловким, неулыбчивым.

юноша ввалился в бар уже изрядно пьяным, вернее, находящимся в той стадии опьянения, когда внутренняя пустота начинает зиять с особой силой. он был один. его узнавали, кивали, пытались заговорить, но он отмахивался, как от назойливых мух. взгляд его, мутный и тоскливый, блуждал по залу, пока не наткнулся на неё. на новую барменшу. на ту, что ловко переставляла бокалы, и её длинные, чёрные волосы падали на стойку, как живая завеса. её большие глаза, подведённые смоляной подводкой, холодно скользили по клиентам, не задерживаясь ни на ком. в них была все та же отстранённость, что и в церкви, но здесь она казалась вызовом.

он подошёл, пошатываясь, упёрся руками в стойку, чувствуя, как лакированное дерево уходит из-под пальцев. —эй, красота... — его голос прозвучал сипло и громко. — как тебя... ангел во плоти. чёрный ангел.

алиса огнева даже не взглянула на него,продолжая вытирать бокал.

—тебе что? — голос ровный, без эмоций, как у врача, констатирующего факт.

— водки. и .. для компании. себя. ты так одна тут стоишь, скучно, наверное.

— мне не скучно. и я не пью с гостями, — черноволосая поставила перед ним стопку, наполнила её до краёв. — триста пятьдесят.

андрей засмеялся, выпил залпом, ощущая, как жгучая жидкость прожигает пустоту внутри.

— ну почему? я же не страшный. знаешь, кто я?

—знаю, — наконец она подняла на него глаза. в них не было ни восхищения, ни интереса. лишь лёгкая усталая брезгливость. — ты тот, кто сейчас мне мешает работать.

— ой, да ладно тебе, — андрей попытался поймать её взгляд. — такая красивая... все мужики тут, наверное, без ума. а ты от всех отворачиваешься. гордая. мне нравится.

девушка резко отодвинула бутылку, которую он потянулся обнять.

—мне не нравится, — отрезала алиса, и в её голосе впервые появилась сталь. — не нравятся пьяные. не нравятся дешёвые комплименты. и не нравится, когда ко мне лезут, как к последней твари, только потому, что я за барной стойкой. отвали.

её слова ударили его с неожиданной силой. они не были пропитаны злобой, в них была холодная, чистая правда. он привык к тому, что его либо ненавидят, либо боготворят, либо боятся. равнодушие, да ещё и с такой искренней неприязнью, было ново и больно. оно отрезвило сильнее, чем водка.

андрей федорович отступил на шаг, смотря на неё уже по-другому. не как на объект, а как на человека. сильного. цельного. того, кто видит его насквозь и не морщится от восторга, а морщится от отвращения.

— прости, — хрипло выдавил он. не «ты кто такая», не «да как ты смеешь», а именно «прости».

она на мгновение удивилась,её брови чуть дрогнули. она ждала агрессии, похабщины, но не этого.

—я... я просто... — он запустил руку в волосы, чувствуя себя вдруг не звездой рэп-сцены, а мальчишкой, которого отчитали за дело. — ты права. ведём себя как скоты иногда.

её слова — «ведёшь себя как скот» — повисли в воздухе, не как оскорбление, а как медицинский диагноз. точный, безэмоциональный и оттого ещё более унизительный. он не стал спорить, не надулся, не попытался парировать язвительной шуткой. андрей просто опустил голову и тихо, сдавленно ответил:

— да... я знаю. — повторил юноша.

в этой покорности было что-то надломленное, окончательное. он пошатнулся и опустился на барный стул, будто у него подкосились ноги. стопка с водкой стояла между ними как обвинительный акт. он отодвинул её от себя с таким отвращением, будто это был яд. что это, по сути, и было.

наступила пауза. черноволосая молча наблюдала за ним. она видела, как дрожат его пальцы, как он пытается собраться, но не может. внутри него что-то рвалось наружу. давно запертое, прогнанное тоннами алкоголя и наркотиков.

— просто... я не специально это делаю.