Тишина в лаборатории была густой и тяжёлой, нарушаемой лишь монотонным гулом вентиляции да редким металлическим лязгом, когда Виктор дёргал привязные ремни. Воздух пахнет озоном, антисептиком и подспудно — чем-то кислым, болезненным. Это был их последний бастион, бетонная коробка, заваленная чертежами, пробирками и отчаянием.
Джейс сидел за импровизированным столом, сколоченным из ящиков. На нём лежал потрёпанный лабораторный журнал, в который он с лихорадочной сосредоточенностью вписывал формулы. Его движения были резкими, глаза, окружённые глубокими тенями, бегали от строк к микроскопу и обратно. Поверх униформы был накинут грязный белый халат. С каждой неудачной попыткой, с каждым «нет» в результатах анализа, его перо впивалось в бумагу всё яростнее.
В углу, на узкой походной койке, лежал Виктор. Его худое тело было пристёгнуто широкими кожаными ремнями к раме. Вместо обычной одежды на нём была бледно-голубая медицинская пижама, контрастирующая с его каштановыми волосами. Его больная нога, даже в таком положении, была слегка согнута в характерном, неестественном угле. Лицо, обычно такое живое и остроумное, было бледным и покрытым испариной, но взгляд, устремлённый на Джейса, цеплялся за реальность с фанатичной силой.
«Джейс, — голос Виктора звучал хрипло, но чётко. — Показатели сегодняшней сыворотки. Ты использовал модифицированный вектор на основе аденовируса? Вчера ты говорил о возможной мутации в белке-носителе...»
Джейс вздрогнул, но не обернулся. Его рука на мгновение замерла. *«Заткнись, Вик. Не сейчас,» — прорычал он, но в его интонации не было злости, только сдавленная боль и усталость, граничащая с помешательством. «Концентрация антигена слишком низкая. Она даже не замедлит метаболизм вируса, не то что...»
«Значит, нужно увеличить дозу индуктора интерферона, — тут же отозвался Виктор, как будто они сидели за одним столом, а не были разделены пропастью между здоровьем и заражением. — Вспомни нашу работу в Цюрихе. Синтетическая матричная РНК, но с поправкой на нейротропность этого штамма. Он атакует не лимфоциты, а глиальные клетки. Это ключ.»
Джейс резко обернулся. Его лицо, измождённое и покрытое щетиной, исказила гримаса. В глазах вспыхнули знакомые Виктору искры того самого необузданного гнева, который рвался наружу после месяцев провалов и страха. «Ты думаешь, я этого не знаю?! — его голос сорвался на крик, эхом отозвавшись в пустом помещении. — Ты думаешь, я не перебрал ВСЕ варианты?! Я БЬЮСЬ ОБ СТЕНУ, ВИКТОР!»
Он швырнул журнал на пол, и тот шлёпнулся в лужу пролитого реактива. «А ты... ты лежишь там и играешь в учёного! Ты не видишь, что с тобой происходит! Твои зрачки... они уже не сужаются на свет!»
Наступила тягостная пауза. Виктор медленно моргнул, будто проверяя слова Джейса. Когда он снова заговорил, в его голосе не было ни страха, ни злости. Только холодная, отточенная логика и что-то невысказанное, мягкое. «Мои физиологические реакции — это данные, Джейс. Не более того. Злость — это помеха. Ты теряешь фокус. Вспомни свой тезис о когнитивных искажениях в условиях экстремального стресса. Ты пишешь в журнал не для протокола. Ты пишешь, чтобы сохранить рассудок. Я — твой якорь. Используй меня.»
Он сделал паузу, с трудом переведя дыхание. «Страница 47. Гипотеза о синтезе ингибитора на основе миелинового белка. Ты её отверг. Вернись к ней. Проверь комбинацию с наноносителями, которые мы разрабатывали для целевой доставки в мозг. Это... это может сработать.»
Джейс смотрел на него, и ярость в его глазах медленно угасала, сменяясь леденящей, всепоглощающей тоской. Он видел не заражённого, не пациента. Он видел своего лучшего друга, свой ум, свою совесть, прикованную к койке и медленно ускользающую в мрак. «Ты всегда видел на десять шагов вперёд, чёрт тебя дери,» — прошептал он, голос внезапно сорвался.
Он наклонился, поднял мокрый, испачканный журнал, отряхнул его и снова сел за стол. Его рука, всё ещё дрожа, потянулась к перу. «Наноносители... Миелиновый белок... Чёрт. Чёрт! Это же...»Он начал быстро строчить, бормоча себе под нос формулы, которые они когда-то выводили вместе, в другой жизни.