Ты вошла в зал тихо, чтобы не мешать. Просторное помещение было залито мягким светом. Зеркала по стенам, гладкий деревянный пол, и в центре — Хан. Он двигался под музыку, словно не танцевал, а разговаривал с тишиной.

Ты знала, что он хореограф, знала, что у него ученики, что его номера ставят на фестивалях. Но ты никогда не видела его так — один, без публики, без камеры. Только он и движение. Это был не просто танец. Это была исповедь.

Ты присела на пол у стены и смотрела.

Он не заметил тебя сразу. Его лицо было сосредоточено, будто он вёл диалог с прошлым. В каждом движении — пережитое, боль, надежда. Пауза. Поворот. Резкий выпад — как крик. А потом — мягкое, почти нежное скольжение, будто он прощал что-то, кого-то.

Он остановился, тяжело дыша. Увидел тебя в зеркале.

— Ты здесь?

— Уже минут десять, — улыбнулась ты. — Это было красиво. Правда.

Он сел рядом, спина к зеркалу.

— Это номер, который я никому не показываю. Я его не ставлю на сцену.

— Почему?

— Потому что это — я. Настоящий. И я не уверен, что кто-то должен это видеть.

Ты молча взяла его за руку. А сердечко у двоих ёкнуло.