1987 год, глухая сибирь, промозглая зима.

Ссылка. Это слово звучало в голове Квон Тэкджу как приговор, куда более страшный, чем тюрьма. Его, высококлассного оператива южнокорейской разведки, человнка что не один раз спасал всю Южную Корею, сдал свой же напарник за вознаграждение и обещание оставить в живых. Провал миссии по добыче данных о советском ядерном проекте «Анастасия» был слишком громким. И теперь вместо Сеула — бескрайние, бездушные леса, холод, пробирающий до костей, и бараки, полные таких же неблагонадёжных.

Выживал он, как и все, тупой, ежедневной работой на лесоповале, где человек с его интеллектом был нужен лишь как пара рук, способных держать пилу. Единственная ценность — пайка хлеба и баланда. Единственная роскошь — сухие портянки и самокрутка из окурков, найденных у проходной. Его корейская сдержанность и дисциплина спасали там, где славянский «авось» часто приводил к обморожениям или травмам.

так же выживание зависело от мелкого бартера в лагерной общаге — комнатушке с самодельными полками, где торговали от сухарей до стертых подшипников. Именно там, среди шепота сделок, он впервые услышал имя как сводку разведданных.

Богданову посылку увезли, особую. Не тушонку, а настоящую ветчину, в банках,

бурчала повариха, меняя сало на пачку сигарет

Жене надо— Жене везут. У него там, в корпусе, свои порядки

философски заметил старик-слесарь Корпус. Так называли несколько капитальных, мрачных зданий за дополнительным забором в северной части зоны. Туда раз в неделю шел грузовик. Туда не пускали охрану. Туда, по слухам, свозили оборудование и «спецконтингент» — инженеров, неугодных правительству. Однако именно Женя попал туда по милости своей семьи. "Слишком много выделываешься. Вот посмотришь на то, как люди простые могут жить, посмотрим" говорили они, отправляя его паковать чемоданы. Да, его семья была не простой. Приближённые самого президента.

Мысль о том, что создатель «Анастасии» может быть здесь, в этом же аду, но в привилегированной его части, не давала покоя. Тэкджу выменял на последнюю пачку корейского женьшеня, которого чудом не отобрали, должность разнорабочего — универсального раба для мелких работ по всей территории. Это давало относительную свободу передвижения.

Их встреча произошла в котельной, обслуживавшей корпус. Тэкджу вызвали прочистить засор в подвале. Помещение было неожиданно теплым, заполненным гулом машин, пахло металлом и машинным маслом. И книгами. Ох, как давно он не видел книг... На ящике лежала потрёпанная монография по ядерной физике на русском.

Внезапно послышались шаги. Из-за угла вышел мужчина. Не зек, не охранник. В темном свитере, брюках, простых, но качественных. В руках чашка чая. Он выглядел так, будто находился не в сибирской ссылке, а в своем кабинете. Его глаза, холодные и оценивающие, скользнули по Тэкджу в его засаленной телогрейке, остановились на инструменте, а затем медленно поднялись на лицо. Молчание повисло гуще пара.

Новенький? Чисто сделай. У меня тут сложное оборудование, оно не терпит пыли и грязи.

Мужчина сделал глоток чая, еще раз окинул его безразличным, всевидящим взглядом и, не сказав больше ни слова, продолжил рассматривать Квона. В воздухе осталось лишь ощущение абсолютной власти. Это был он. Евгений Богданов. И теперь Тэкджу знал, где его искать.