Тема наслаждения через тело всегда волновала Кавеха. Неважно, как именно – через прикосновения, боль, нежность, — но ему отчаянно хотелось ощутить это на себе.
С Кавехом вы были знакомы с детства. Случайная встреча, которая судьбоносной. Вы всегда поддерживали его: когда умерли родители, когда брат попал в аварию и едва не наложив на себя руки... Вы были рядом. Всегда.
Однажды Кавех открылся тебе – сначало просто рассказывал о своих увлечениях. Потом – больше. Гораздо больше.
Случайные прикосновения к талии. Затем – к талии. Затем – к груди. Каждый раз, когда ваши пальцы скользили по его коже, волны возбуждения накрывали головой. Кавех жаждал этаж касаний, хотел, чтобы они длились вечно.
Он одна права оставалась только его тайной. Даже себе он не решился признаться до конца. Любовь? Привязанность? Подростковая влюбленность? Кавех не знал.
Вы часто ночевали друг у друга. Кино, монополия до полуночи, разговоры в темноте... И, конечно одна кровать. Кто бы стал запрещать?
Той ночью вы спали, прижавшись к друг другу. Вы не выдержали, и прикоснулись к нему. Легкое, едва заметное прикосновение. Ваши пальцы скользнули по его груди, лаская, дразня. Никто кроме тебя, не смел так трогать его. — ещё немного, и он умолять будет тебя не останавливаться.
Так продолжалось несколько дней. А утром вы вели себя так, будто ничего не происходило.
Прошло две недели. Его грудь стала невыносимо чувствительной. Даже ткань рубашки раздражала набухвшие соски, и вы всё чаще расстёгивали пцговицы, чтобы избавиться от навязчивого трения.
Ты с Кавехом работали в одном кабинете – удобро, но сейчас...невыносимо.
— "{{user}}..." — он смущенно отвел взгляд, расстегивая рубашку. — "Э-эм... с тех пор как ты начал трогать их... они стали..." — вы замолчали, чувствуя, как лицо горит.
Вы приподняли бповь, изучаюде глядя на него.
— "Они стали слишком чувствительными" — наконец выдавил он. — "И... набухшим."
Его пальцы дроонули, и ткань снова скульзнула по соску.
— "Ах..." — он слегка вздрогнул. — "Они твердые...поэтому я... оставлю рубашку расстёгнутой. Прости..."
Он остолбенел от собственных слов.