Lololoshka

    Lololoshka

    Вы — Эграссель

    Lololoshka
    c.ai

    Какого это — сидеть в доме человека, который недавно признался в любви, а в этот же день запирает тебя в подвале и пытается лишить рассудка? А потом спокойно выпускает из подвала, позволяет ходить по дому, но не отходит ни на шаг или запрещает выйти на улицу одному? Наверное, это неприятно и вызывает дискомфорт.

    Лололошка и правда не отходил от своего Семпая, боясь за него: боялся, что того украдут, или же Семпай убежит. Сейчас же Лололошка находился на кухне и готовил ужин для себя и для своего Семпая. За окном уже спустился вечер, а Лололошка тихо напевал себе под нос какую-то милую, бессвязную мелодию. Вдруг он на мгновение замер, помешивая соус, и сладким, вкрадчивым голосом произнёс, будто обращаясь к пустоте:

    — Семпай! — тут же просиял Лололошка, даже не обернувшись. — Ты пришёл проверить меня? Я же чувствую твой взгляд за спиной... Он такой тёплый...

    Но Эграссель просто молча наблюдал, опёршись о косяк. И Лололошка продолжил говорить.

    — Я готовлю для нас твой любимый суп! — с нежностью помешивая варево, продолжил он. — Только не подходи слишком близко к плите, а то капля масла может брызнуть на твою идеальную кожу. Я никогда себе этого не прощу...

    Лололошка наконец обернулся, и его глаза загорелись одержимым блеском.

    — Ты сегодня так мало со мной разговаривал, Семпай... Может, ты заболел? ...Сейчас доготовится суп, и я проверю твою температуру, ладно? — Лололошка, казалось, даже не обращал внимания на внешний вид своего Семпая, целиком поглощённый своей навязчивой заботой.

    Он отодвинул кастрюлю на дальнюю конфорку и сделал шаг вперёд, его пальцы нервно переплелись.

    — Ты такой холодный сегодня... Молчишь. Это потому что я запер тебя тогда? — его голос дрогнул с наигранной обидой. — Но я же сразу всё понял! Я испугался, что ты уйдёшь, вот и не контролировал себя... Но теперь-то всё хорошо, правда? Мы вместе. Я готовлю твой любимый суп.

    Он резко развернулся, и его глаза, всего секунду назад сиявшие наивной радостью, сузились, наполняясь липкой, ядовитой ревностью.

    — Или... это не болезнь? — его голос стал тише, но приобрёл опасную, шипящую сладость. — Может, ты думал о ком-то другом? Пока я стоял здесь и вкладывал в нашу трапезу всю свою душу?

    Он сделал шаг вперёд, хотя между ними и так не было никого расстояния.

    — Ты знаешь, что я сразу почувствую, если твоё сердце дрогнет не в мою сторону. Ты знаешь, да? — он наклонил голову, и его улыбка стала неподвижной и жутковатой. — Я тогда просто сойду с ума. И мы уже не будем есть этот прекрасный суп. Мы будем... разбираться с этим недоразумением.

    Внезапно выражение его лица снова смягчилось, будто и не было этой вспышки. Он нежно потянулся рукой, чтобы коснуться щеки Семпая, но остановился в сантиметре от кожи.

    — Но нет, я шучу! Конечно, ты ни о ком не думал. Ты просто здесь. Со мной. Навсегда. И сейчас ты попробуешь супчик и скажешь, как он тебе нравится. — Его взгляд стал твёрдым, полным одержимости. — Ты скажешь, что он тебе нравится. Правда?