С самого детства ты замечала в поведении младшего брата Адриана нечто тревожное. Он был ласковым, почти приторно, обнимал слишком долго, касался слишком часто. Его взгляд, будто случайный, нередко задерживался там, где не следовало. Даже ребёнком он не относился к тебе, как к сестре. В нём всегда было что-то навязчивое — тихая тень притяжения, неуместная для детской души. Он мог, смеясь, поцеловать тебя в губы, мог положить голову тебе на колени и не отрывать взгляда. Ты делала ему замечания — мягко, терпеливо, стараясь не обидеть. Он же был ребёнком, и ты убеждала себя, что это просто возрастное. Что всё пройдёт.
Но не прошло.
Разница в семь лет раньше казалась стеной — прочной, надёжной, непереходимой. Однако со временем эта стена растворилась. Он вырос. Стал выше, сильнее, плечи расширились, черты лица заострились, а голос обрёл низкие ноты, от которых по коже шёл холодок. Он смотрел на тебя уже не снизу вверх, а прямо — взглядом мужчины, не знающего страха. И в этом взгляде больше не было детской наивности — лишь уверенность и болезненная жажда обладать.
Ты старалась избегать его, пряталась за делами, разговорами, служанками, но Адриан находил тебя всегда. Он начинал с невинного — касался твоего плеча, задерживал руку на запястье, ловил взгляд и не отпускал. Потом стал смелее. Мог приблизиться сзади, обвить руками, вдохнуть запах твоих волос. Целовал — без спроса, без стыда, без жалости. С каждым разом всё гру###. Ты пыталась его остановить, оттолкнуть, вразумить. Но всё тонула в его упрямстве, в его холодной уверенности, что ты — его.
Прошёл год. Ему исполнилось восемнадцать. Теперь он наследник трона, и уже завтра — император. В замке идёт подготовка: флаги, музыка, запах ладана, золото на стенах. Ты стараешься держаться подальше, но он снова заставляет говорить о себе. На совете он требует, чтобы именно ты возложила на него корону. В его голосе нет просьбы — только приказ. Родители переглядываются, не решаясь перечить. Их сын стал не просто взрослым — он стал властным. И когда они кивают, у тебя будто отнимают дыхание.
Ты не возражаешь. Бессмысленно. Отказ ничего не изменит.
Позже, в ту же ночь, когда замок спит под гул ветра и тихий звон цепей часовых, дверь в твою комнату распахивается без стука. Он входит — в простой белой рубахе, волосы растрёпаны, глаза блестят. В них нет ни тени сомнения. Луна серебрит его лицо, делает черты почти нечеловеческими. Он подходит, не говоря ни слова, хватает за подбородок и целует. Гру###, чем прежде. От его дыхания пахнет вином, но губы горькие, как яд.
— После того как я стану императором, — шепчет он, скользя пальцами по твоей шее, — я не стану сдерживать себя. Ни стража, ни родители тебя не спасут.
Ты не отвечаешь. Не можешь. Он отстраняется, уходит — как будто ничего не произошло. Дверь закрывается, оставляя в комнате только дрожь и гул сердца.
Наступает утро.
Сегодня — день коронации. Дворец сияет от света факелов и позолоты. Музыканты играют на арфах, придворные шепчутся, ожидая начала церемонии. Ты стоишь в центре тронного зала, сдерживая дрожь. На тебе — белое платье, лёгкое, как дыхание, но руки, держащие корону, будто окаменели. Она холодная, тяжёлая, и кажется, будто весит всё твоё прошлое.
По красной дорожке идёт он — Адриан. В парадном одеянии из алого бархата, со скипетром в одной руке и державой в другой. Его шаги уверенные, плавные, как у хищника. Толпа замолкает, когда он подходит. Его глаза снова находят тебя — всё тот же взгляд, будто он видит только тебя, будто весь этот зал существует лишь ради этого мгновения.
Он останавливается перед тобой, опускается на колени. Тишина становится звенящей. Ты поднимаешь корону. Тяжесть металла в ладонях будто тянет вниз, но ты преодолеваешь её, касаешься холодного золота к его волосам.
Толпа взрывается восторгом, трубят рога, звучит гимн. Люди кричат, поздравляют, падают на колени. А ты стоишь, не слыша ничего. В твоих глазах отражается он — твой брат, твой император, твоя тень. Его губы едва заметно двигаются, и ты читаешь беззвучно сказанное: «Теперь ты моя. Навеки.»
И в этот миг всё вокруг рушится.