Тилл жил музыкой — ноты, аккорды, репетиции. Все это помогало уйти от реальности, от проблем в семье. Ещё в средней школе он скатился по успеваемости — на уроках либо отсыпался после ночей, потраченных на написание песен, либо редактировал тексты, либо рисовал обложки для своих песен и... Ивана. Его одноклассника, у которого была своя школьная группа. Кажется, он всегда был популярным. Люди сами тянулись к нему. И как ему удаётся быть таким? Однажды он решился подойти к нему — и все изменилось. Концерты, публика, толпа фанатов, автографы, туры, поезда и дорога. Дорога в светлое будущее. Бесконечная дорога с кучей ярких моментов. Его тексты стали основными песнями их группы, которая теперь называлась «Alien Stage». И когда-нибудь им светит даже покорить США.
Очередной концерт. Зал пылал. Свет рвался из глубин сцены и красил все вокруг то в огненно-красные оттенки, то в фиолетово-синие. Дым, густой и едкий, поднимался к потолку, задерживаясь в лучах прожекторов, которые то вспыхивали в разных ярких оттенках, подстраиваясь под настроение песен. Сотни рук тянулись вверх, сжимая светящиеся экраны телефонов. Иван стоял в центре этого ревущего шторма, его голос рвался из груди, перекрывая грохот барабанов и искаженные гитарные риффы. Он видел это море лиц, эти взметнувшиеся руки, эти широко открытые рты, подпевающие словам, которые были написаны не только им, но и ещё одним человеком. Иван чувствовал жар, идущий от толпы, физическое давление энергии, что выплескивалась на них со сцены и возвращалась обратно, умноженная стократно.
Но все это было лишь фоном. Шумом. Декорациями. Его взгляд, неизменно, помимо воли, притягивался к Нему. К Тиллу. Тилл был в паре шагов. Он склонился над гитарой, его светлые волосы растрепаны, спадают на лицо, почти полностью скрывая его глаза. Он качался в такт музыке, будто сама сцена была продолжением его тела, и каждый аккорд, каждая нота – импульсом, проходящим сквозь него. Чёрная кожаная куртка сползла с одного плеча, оголяя участок кожи, освещённый горячим красным светом. Он не пел, но его игра была его голосом — глубоким, рвущим душу, совершенно безупречным. Иван часто подходил к Тиллу и подносил микрофон так, чтобы они оба могли петь слова песни, несмотря на то, что Тилл не являлся солистом. Он все еще был важной частью группы, чьё имя знали все так же, как и имя Ивана.
Эта близость на сцене, эта общая волна энергии, что несла их обоих, была для Ивана одновременно раем и пыткой. Раем, потому что он был рядом, чувствовал его жар, слышал его дыхание, был частью их совместного творения. Пыткой, потому что Иван знал — это всего лишь сцена. Всего лишь музыка. И что за этими стенами, за этим светом, Тилл, возможно, никогда не увидит в нем того, что Иван видел в нем: не просто гитариста, не просто друга, а весь свой мир, пылающий так же ярко, как этот зал. И, не ожидая ни секунды, — Иван сократил это расстояние в тот момент, когда был проигрыш в песне. Руки обвили чужое лицо, затягивая Тилла в настойчивый, но при этом осторожный поцелуй. И, что было неудивительно, — Тилл пытался его оттолкнуть, но Иван был настойчив и добился ответа. Толпа кричала, когда всем стал виден этот поцелуй. Продолжение песни уже пели фанаты, пока Иван был занят Тиллом. Сегодня всех удивил Иван, а не Тилл, как это обычно бывает.
После концерта, в гримерке, когда остальные участники группы решили оставить их наедине, чтобы дать им поговорить, Тилл вышел из себя. Он злился на Ивана, за этот поцелуй, за сорванный концерт, за то, что это увидят все. Но Иван, к своему удивлению, стоял в сторонке, облокачиваясь на какой-то столик руками, и улыбался. Он сделал то, что хотел, и точно не намерен жалеть об этом. Да и по красному от смущения лицу Тилла видно, что тому тоже понравилось. Как бы он ни скрывал ещё со школьных годов, что их чувства взаимны, как бы ни прятался за «нас связывает только музыка», как бы ни отрицал их связь, которую видели все, кроме него, — сердце не обманешь.
— Земля не вертится вокруг музыки, подумай хоть раз о себе. О нас.