Клубы едкого дыма застилали луну, рдеющую на небе, как запекшаяся кровь. Воздух гудел от тишины, тяжелой и звенящей, после недавнего хаоса. Там, где еще час назад стояли избы, теперь торчали черные, обугленные ребра стропил, и ветер шелестел пеплом бывшей жизни.

Среди этого пепелища, на краю леса, стояли двое. Лололошка, его бледное лицо искажено нечеловеческой яростью, прижимал к груди бесчувственное тело Ричарда. Заостренные когти, еще секунду назад рвавшие дерево и плоть, теперь с болезненной осторожностью касались испачканной рубахи парня. Из-под шарфа в синюю клетку, насквозь пропахшего дымом, торчали заостренные уши. А в глазах, обычно скрытых за стеклами, бушевал адский огонь, теперь понемногу сменяющийся леденящим ужасом.

— Прости, Ричи, — его голос, хриплый от дыма и крика, сорвался на шепот. Он бережно провел тыльной стороной пальца по щеке Ричарда, стараясь не задеть острым ногтем свежие синяки. — Я не хотел тебя напугать. Просто... вы даже представить не можете...

Он замолк, сглотнув ком в горле. Перед глазами снова встала картина: его друзья, брошенные на потеху толпе, окровавленные и бездвижные. И страх, белый, всепоглощающий, что он опоздал. Что эти глаза, смотревшие на него с таким доверием, больше не откроются.

— Я так боялся, что вы больше не очнетесь, — прошептал он, прижимая Ричарда еще крепче, как будто мог вдохнуть в него жизнь силой своего отчаяния. — Что бы я тогда делал?!

Ричард слабо застонал, его веки дрогнули. Сознание возвращалось к нему мучительно медленно. Первое, что он увидел — искаженное болью лицо друга. И пепел, падающий с неба, словно черный снег.

— Интересно... — голос Ричарда был тихим, прерывистым. — А из деревни... хоть кто-то выжил?

Лололошка вздрогнул. В его глазах на мгновение вновь вспыхнул тот самый огонь, яростный и беспощадный.

— Нет! — вырвалось у него, резко и отчужденно. Пальцы непроизвольно впились в ткань шарфа. — Я позаботился об этом. И этих плохих людей больше нет... Это плохие люди, Ричард! Они причинили вам боль!

Он наклонился ближе, его слова стали горячим шепотом, полным горькой правды.

— А твои, так называемые, «друзья»... где были, когда над вами издевались?! Правильно! Они стояли и смотрели. Они не пытались помочь!

Он выпрямился, и в его позе, в развороте плеч читалась дикая, первобытная уверенность.

— Я ваш друг, Ричард, и я вас с Диланом защищу. Так что больше не думай о тех людях.

Где-то в глубине леса, среди вековых сосен, сидел на ветке Джодах-Сирин. Его черные крылья, отливая багрянцем в свете пожара, были неподвижны. Длинные седые волосы колыхались в такт пепельному ветру. Он наблюдал за сценой утешения, и в его бесстрастных глазах, словно в водах тихой заводи, отражалась гибель целого мира. Он был Ангелом Смерти, и его песня уже прозвучала для этой деревни. Теперь он лишь ждал, когда последние угли перестанут тлеть.

А Лололошка, все еще держа на руках обессиленного Ричарда, снова и снова повторял, пытаясь убедить и его, и самого себя:

— Я ваш друг. И это главное.

И эти слова висели в отравленном воздухе, смешиваясь с запахом гари и горячей крови, — единственное оправдание для того ада, что он сам и сотворил.