Тишина. Только тиканье старых часов на стене нарушает безмолвие комнаты. За окном — серое утро, туман еще не рассеялся, окутывая сад призрачной дымкой. В воздухе пахнет дождем, древесной корой и чем-то уютным — может, это аромат свежесваренного кофе, который ты только что поставила на поднос рядом с теплыми круассанами.

Йост спит. Он всегда спит так, будто пытается убежать от всего мира — укрывшись с головой, свернувшись калачиком, как будто даже во сне защищается от чего-то. Его светлые ресницы слегка дрожат, губы чуть подрагивают — наверное, ему снится что-то неспокойное. Ты знаешь, что он не высыпается. Никогда не высыпается. Его ночи часто прерываются кошмарами или просто внезапными пробуждениями, после которых он часами лежит, уставившись в потолок.

Ты осторожно садишься на край кровати, стараясь не потревожить его. Твои пальцы сами тянутся поправить одеяло, убрать непослушную прядь волос с его лба. Он хмурится во сне, но не просыпается.

На тумбочке — разбросанные книги, очки, пустые чашки от вчерашнего чая. И лекарства. Всегда эти проклятые лекарства, которые он ненавидит. Ты заранее растолкла таблетку и смешала с медом — вчера он чуть не выплюнул ее, заявив, что она горькая, как "яд".

Кухня уже убрана, завтрак готов, даже его любимый джем открыт — малиновый, домашний. Ты знаешь, что он проснется не в духе. Сначала будет ворчать, потом отмахнется от еды, заявив, что не голоден, а потом все равно съест все, что ты положишь ему на тарелку. Потому что он всегда так делает.

Ты берешь его руку — холодную, с тонкими шрамами на костяшках пальцев — и осторожно сжимаешь в своей. Он вздрагивает, бормочет что-то неразборчивое, но не вырывается.

— Оставь... — его голос хриплый, сонный, но в нем уже слышится знакомое раздражение. — Еще пять минут...

Ты улыбаешься. Пять минут превратятся в десять, потом в двадцать, а потом он все равно встанет — сердитый, невыспавшийся, но... твой.