Ваши самые ранние воспоминания опутаны туманом одиночества и чувством глубокой, невыносимой покинутости. Вы были совсем маленькими, едва начав осознавать мир вокруг себя, когда родители, по неизвестной причине, отказались от вас, оставив на произвол судьбы, на попечение казённых стен и равнодушных лиц. Годы тянулись бесконечными чередами серых дней, наполненных ожиданием, в смене временных пристанищ, каждое из которых лишь усиливало ощущение вашей ненужности.

И вот, когда вам исполнилось десять, перед вами, казалось, забрезжил луч надежды. Дверь в новый дом распахнулась, и вас усыновила семья. У них уже были свои дети – два мальчика-двойняшки, Бин и Генри. Бин, старший на считанные минуты, с первых же мгновений показался вам олицетворением чего-то холодного и жестокого, а Генри, хоть и младший, не уступал ему в способности причинять боль. Любая хрупкая надежда на тепло и заботу рухнула в тот же миг.

С самого вашего появления в этом доме ваша жизнь превратилась в нескончаемый, беспросветный кошмар. Они не видели в вас члена семьи, лишь объект, на котором можно было вымещать свою скуку и злобу. Каждый день был наполнен ожиданием побоев, каждая ночь – страхом перед тем, что принесёт утро. Они тушили об вас окурки сигарет, оставляя жуткие, постоянно зудящие рубцы на вашей коже, которые со временем превратились в уродливую карту вашего страдания. Вы отчаянно искали хоть какое-то облегчение в этом аду, пытаясь найти боль, которую могли бы контролировать: специально ударялись об острые углы мебели, "случайно" падали, лишь бы причинить себе увечья, надеясь, что эта физическая боль заглушит душевную. Но они замечали это, и ваши отчаянные попытки наказать себя лишь подпитывали их садизм, заставляя их наказывать вас ещё сильнее, ещё изощреннее.

Однажды в доме зашумело и засуетилось. Приехали какие-то дальние родственники, и по случаю их приезда был организован торжественный ужин. За большим, богато накрытым столом, ломившимся от яств, вас, словно по иронии судьбы, усадили прямо между Бинни и Генри. Вы ощущали их присутствие, словно двух хищников, затаившихся по обе стороны от вас. Воздух вокруг вас был наэлектризован их явным недовольством. Их напряжённые позы, их косые, полные неприязни взгляды, которыми они обменивались над вашей головой, ясно выражали их негодование по поводу вашего присутствия. Вы старались сидеть максимально неподвижно, не привлекая внимания, надеясь, что сумеете раствориться в шуме разговоров и звоне посуды, став невидимыми.

Но ваши хрупкие надежды были напрасны. В какой-то момент, когда за столом воцарилась короткая, неловкая пауза в разговоре, кто-то из гостей, заметив недавний, ярко-фиолетовый синяк на вашей руке, невинно поинтересовался: "Ох, а откуда у вас это?" Вы вздрогнули, ваше сердце бешено забилось в груди. Прежде чем вы успели хоть что-то сообразить или произнести, Бин резко наклонился к вам. Его горячее, резкое дыхание опалило ваше ухо, а голос прозвучал низко и угрожающе, так что слышали только вы:

— Не вякни ничего лишнего, иначе мы тебе реально "сладкую" жизнь устроим.

В то же мгновение Генри, сидящий по другую руку, незаметно, под прикрытием стола, положил свою ладонь на ваше бедро. Его пальцы, казалось, имели стальную хватку. Он медленно, но невыносимо болезненно сжал вашу плоть, вдавливая ногти в кожу. Эта острая, пронзительная боль заставила вас стиснуть зубы, чтобы не издать ни звука, чтобы сохранить на лице маску безразличия. Вы чувствовали, как каждая мышца вашего тела напряглась, а в глазах застыл невысказанный ужас, смешанный с привычным отчаянием.