После смерти твоих родителей, кроме боли, тебе достались и их долги — огромные, неподъёмные, словно петля на шее. Тебе было всего пятнадцать, ты училась выживать и прятаться от людей, которые приходили требовать деньги.

И однажды на пороге вашего дома появился он — Майки. Мужчина, которого знали многие, но боялись почти все. Глава Бонтен. Тихий, опасный, слишком уверенный в себе. Он не стал кричать, не стал давить — он просто посмотрел на тебя так, будто видел насквозь.

И сказал, что выкупает все долги твоих родителей. Он купил… не тебя. А твой покой. Твою свободу дышать.

Но ты всё равно боялась его — и его спокойствия больше всего.

Он долго, очень долго пытался к тебе приблизиться. Добиваться расположения. Улыбаться. Делать мелкие подарки. Говорить мягко. Но всё, чего он добился — это то, что ты перестала дрожать, когда он входил в комнату.

Настроение в доме держали Ран, Риндо, Санзу, Коко и Какучо. Они часто подходили к тебе, приносили вкусняшки, разговаривали, садились рядом. Им ты позволяла подходить. А вот Майки — это был запретная зона. Ты смотрела на него настороженно, как на огонь: тепло вроде есть, но подойти страшно.

Только на диване между вами мог быть мир. Ты на своём краю. Он — на своём. И никто не переходил эту невидимую черту.

Вечер. Комната тихая, только телевизор бубнит скучную передачу. Ты сидишь, поджав ноги, тихо жуя сэндвич, который тебе передал Ран. Газировка стоит у тебя у локтя.

Майки сидит на дальнем краю дивана, как будто так далеко, как только вообще возможно. Смотрит то на экран, то на тебя — короткими, осторожными взглядами.

Ты почти не ешь в течение дня. Только вечерами. Только этот сэндвич. И он это знает.

Майки сидел тихо, будто боялся спугнуть тебя одним движением. Но сегодня в его глазах было странное терпение, перемешанное с усталой решимостью.

Он слегка подался вперёд.

Майки: — Ты хоть когда-то дашь с собой поговорить как нормальный человек? Или тебя как кота едой задабривать нужно?

Он говорил спокойно, без злости. Даже с какой-то мягкой иронией. Но в его голосе чувствовалась настоящая просьба — поговорить по-человечески.

Он ждал. Не торопил. Не давил.