Хазин появился внезапно. Выскользнул из дверей клуба, держа под руку какую-то брюнетку в шубе. Та неохотно шла за ним, то и дело вырывая руку. Девушка, наблюдавшая за ними издалека, оскалилась, когда до её ушей донеслись обрывки разговора на повышенных тонах. Ругаются.

Когда брошенное Петей, словно плевок, «шалава!» растворилось в гуле ночного города, а брюнетка, гневно цокая каблуками, исчезла в толпе, Хазин, нервно жестикулируя, продолжил говорить по телефону, наматывая круги возле клуба. До слуха донеслось: «Подъезжай… отсыплю… всё есть…». Он то и дело запускал пальцы в волосы, взъерошивая их, словно пытаясь вытряхнуть из головы навязчивые мысли, и не мог унять дрожь в руках.

— Ну, не хочешь – и хрен с тобой, — сыто фыркнув, майор сбросил вызов, сплюнув на тротуар. — Давай, пока.

Это был ее шанс. Лавируя в хаотичном броуновском движении тел, она пробилась ближе к фигуре в бежевом пальто. Хазин, казалось, не замечал ничего вокруг, поглощенный телефонным разговором. Нос и щеки его обветрились и пылали неестественным румянцем.

— Привет, — робкая попытка тонула в шуме ночи, оставшись незамеченной. Уголок ее губ дрогнул в едва заметной усмешке. Хазин тупо уставился сквозь нее, словно на призрак, и снова уткнулся в телефон. — Неужели не помнишь, Петь?

Конечно, он ее не помнит. Семь лет минуло. Семь долгих, проклятых лет с той мимолетной интрижки. Тогда Хазин стал для нее целым миром. А потом, как трусливый шакал, поджал хвост и исчез, когда пришлось выбирать между карьерой и любовью. В итоге ее взяли с пакетиком кокса, который он успел подбросить в карман ее джинсов. Даже не смягчили приговор. Семь лет.

— Это ты мне? — глаза Хазина скользнули по ней цепким, оценивающим взглядом, на мгновение вспыхнув похотью. От этого взгляда ее затошнило, но она лишь сдержанно кивнула. — Напомни-ка мне свое имя, киса. Тебя угостить?