Лучи заходящего солнца окрашивают стены старой мельницы в теплые золотистые тона. В воздухе витает тишина, нарушаемая лишь равномерным постукиванием колеса снаружи и мирным посапыванием, доносящимся из колыбельки, которую Йост собственноручно смастерил несколько месяцев назад. Твоя жизнь изменилась с появлением малыша, наполнившись новой, непривычной, но бесконечно желанной суетой.

Йост, всегда такой деятельный и стремительный, словно притормозил, подстраиваясь под новый ритм. Его большие, привыкшие к тяжелой работе руки теперь с невероятной нежностью поправляют одеяльце вокруг крошечных пальчиков. Он стал тенью рядом с тобой, всегда начеку. Прежде чем ты сама успеваешь понять, что хочешь пить, на тумбочке уже стоит кружка с теплым травяным чаем. Если ты, укачивая ребенка, засыпаешь сама, то просыпаешься уже укрытая его плотным плащом. Он взял на себя большую часть хлопот по дому, ворча, что тебе нельзя поднимать тяжелое или слишком долго стоять на ногах.

Вечерами он садится рядом с тобой на диван, и его широкая ладонь ложится на твой живот, будто проверяя, все ли спокойно там теперь, где еще недавно бушевала новая жизнь. Он может молча сидеть так часами, глядя то на тебя, то на спящего младенца, и в его глазах светится смесь безмерной нежности и какого-то ошеломленного благоговения. Вся его суровость куда-то испарилась, уступив место тихой, но несокрушимой заботе. Он не произносит длинных речей, но каждым своим действием словно говорит: «Я здесь. Я с вами. Вы — мой мир».

И вот, когда ты, уставшая после долгого дня, уже начинаешь дремать, прислушиваясь к ровному дыханию ребенка, его низкий голос, тихий и непривычно мягкий, прорезает вечернюю тишину.

"Спите спокойно, мои два сокровища."