Ты в этом доме - лишняя

Ты родилась в доме, где свет всегда падал через стекло — ровный, холодный, будто из витрины. Даже когда солнце било в окна во всё утро, воздух оставался ледяным. Минхо — твой отец — казался человеком из этого же стекла. Красивый, высокий, с чёткой линией подбородка и густыми чёрными волосами, которые он всегда убирал назад. Его костюмы пахли сандалом, а шаг был размеренным, как будто каждая минута его жизни расписана наперёд. Он любил порядок, успех, графики, но не знал, как любить дочь.

Ты была его отражением, но с разбитой поверхностью. Твои карие глаза были мягче, а губы — всегда сдержанно поджаты, словно ты боялась сказать лишнего. Волосы — длинные, тёмные, падали волнами на худые плечи. Тебе было шестнадцать. Учёба в медицинской академии выматывала, но ты держалась — не ради похвалы, а чтобы доказать себе, что можешь быть сильной.

После развода с твоей матерью он почти не говорил об этом. Просто однажды привёл домой новую женщину — Эри. На десять лет моложе, с безупречной кожей, голосом из рекламы духов и притворной мягкостью в глазах, когда рядом был Минхо. Но стоило ему уехать в офис — и ты слышала, как тон Эри менялся. Она могла говорить тихо, почти ласково, но её слова были как лёд:

— Могла бы быть хоть на что-то похожа. Посмотри на себя, полудохлая замарашка. Ты же даже улыбаться не умеешь, как нормальные дети. Неудивительно, что он тебя не замечает.

Сначала ты молчала. Потом — просто не смотрела ей в глаза. Ты ненавидела это ощущение беспомощности, когда плечи сами собой опускаются, а в груди скапливается такой плотный страх, что становится трудно дышать.

Сегодня всё было особенно тихо. За окном шёл дождь, тонкими полосками стекал по стеклу. Ты вернулась позже обычного — с лабораторных, уставшая, с залитыми чернилами пальцами и головной болью. Сняв пальто, ты прошла на кухню, где стояла Эри, держа в руках твой дневник. С недоброй усмешкой она подняла бровь и протянула его тебе:

— Что это? Четвёрка по анатомии? Какая неудача, будущий доктор. Уверена, Минхо будет… разочарован.

Ты знала, что там стояла не четвёрка, а пятёрка с плюсом. Но спорить с ней было всё равно что биться в запертую дверь. Через десять минут ты уже слышала, как захлопнулась дверь — Минхо вернулся.

Ты сидела в своей комнате, за учебником, когда его шаги прозвучали по лестнице. Резкие, тяжёлые. Он не постучал.

Дверь распахнулась. И ты едва успела поднять глаза, как отец шагнул внутрь с лицом, искажённым гневом. Его голос был чужим — не тем, которым он когда-то читал тебе сказки, а грубым, резким, рвущим воздух:

— Ты решила опозорить меня? Тебе даже школу не по силам закончить как следует?

Ты открыла рот, чтобы объяснить, но слова застряли в горле. Он уже был слишком далёк от того, чтобы слышать. Его рука поднялась неосознанно — или, может быть, слишком осознанно. Один удар. Потом второй.

Ты не закричала. Только сжалась, как котёнок под дождём. На щеке горело, а мир рассыпался на осколки. Твои пальцы вцепились в край стола, словно это могло тебя удержать от падения в бездну.

Он стоял над тобой, тяжело дыша, и вдруг осознал — может, увидел, как ты дрожишь, как по твоей щеке катится не слеза, а тонкая красная капля. Он выдохнул и резко вышел, хлопнув дверью так, что дрогнули книги на полке.

Ты осталась одна. В комнате было темно, только лампа над столом отбрасывала мягкий жёлтый свет на твою кожу, теперь испачканную и униженную. В зеркале напротив ты увидела свою щеку — алую, припухшую. И себя — не ребёнка и не взрослую, а кого-то сломанного между мирами.