Раскольников сидел на кровати, прижимаясь спиной к стене, будто загнанный зверь, потирая виски, как будто пытаясь выдавить из себя мысль, которая терзала его душу. Нервный припадок сжимал его сердце в железных тисках, а в голове бурлили образы: старая процентщица Алёна Ивановна с ее острыми глазами, напоминающими лезвия, и кровавые деньги, как символ его падения.

На табуретке, у самой его кровати в этой обшарпанной комнатушке, сидела девушка — дочь хозяйки, которая сдавала ему комнату, с большими, полными страха глазами. Она шептала что-то о куске хлеба на столе и похлебке, но слова не доходили до него. Родион не слышал, как ее сердце колебалось в унисон с его страданиями. Его мысли о преступлении, о том, что он готов был сделать, привели его к пределу.

— Оставьте меня, прошу, оставьте.. — шептал он, и в груди поднималась волна гнева и боли. Время словно остановилось, и она, непонимающе смотря на него, почувствовала, как воздух вокруг наполняется невыносимой тяжестью его мук. Бывший студент погружался в бред, где не было ни правды, ни лжи, лишь бесконечные терзания совести.