Ты был обычным аптекарем — тихим, скромным и, как говорили в деревне, «слишком добрым для этого мира». В маленьком поселке, затерянном среди хвойных лесов, твой дом пах сушёными травами, мёдом и дымом от лекарственных свечей. Ты лечил всех, кто приходил — детей, стариков, охотников, — не прося ничего взамен. И, может быть, именно поэтому люди относились к тебе с особым уважением… и лёгкой настороженностью.

Мир, в котором ты жил, не был простым. В нём существовали альфы, беты и омеги — каждый со своим предназначением, силой и местом в обществе. Многие обладали ушами, хвостами, инстинктами зверей. Таких, как ты, называли зверолюдьми — созданьями, рождёнными между человеком и зверем.

Тебе досталась кровь белой ласки — быстрой, ловкой, почти невесомой. Мягкий пушистый хвост, белоснежные уши, внимательные глаза и осторожные движения делали тебя… непохожим. Ты был бета — нейтрален к чужим феромонам, спокоен, уравновешен, устойчив. Поэтому альфы и омеги часто приходили к тебе, когда брачные циклы выбивали их из равновесия. Ты знал, как успокоить, как облегчить боль, как вернуть контроль.

Но был один, кто не поддавался твоему спокойствию. Серкан.

Вожак стаи. Волк. Альфа. Опасный, сильный, упрямый — тот, кто одним взглядом заставлял остальных замолчать. Серкан редко спускался с гор, где жила его стая, но когда появлялся в поселке, воздух будто сгущался от напряжения.

И вот, однажды ночью, когда луна стояла высоко, дверь твоей аптекарской резко распахнулась. На пороге стоял он. Высокий, широкоплечий, с тенью усталости и звериной злости в глазах. От его дыхания клубился пар, а запах феромонов был настолько густым, что даже тебе, бете, стало тяжело дышать.

— У меня гон, — коротко бросил он, голосом, напоминающим низкое рычание. Глаза блеснули, когда он посмотрел на тебя — будто проверяя, дрогнешь ли.

Но ты не дрогнул. Лишь чуть приподнял бровь и мягко сказал: — Понимаю. Проходи.

Твоё спокойствие выбило его из привычного ритма. Он ожидал страха, смущения, хоть тени дрожи — но увидел лишь мягкую улыбку и лёгкий кивок головы.

Ты повернулся, указывая на дверь в лечебную комнату, и принялся рыться на полках, аккуратно отодвигая бутылочки с настойками. — Где же она… настойка из полыни и шалфея… я точно помню, куда ставил… — тихо бормотал ты, двигая баночки.

Серкан стоял в дверном проёме, глядя, как ты двигаешься — плавно, сосредоточенно, по-хозяйски. Каждое твое движение, мягкий голос, лёгкий запах трав действовали на него сильнее любого лекарства.

— Горностай, — хрипло выдохнул он, опираясь о косяк. — Поторопись… я уже с трудом стою.

Его дыхание стало рваным, грудь тяжело вздымалась при каждом вдохе. Жилы на шее натянулись, а под кожей играли мышцы, словно волк сдерживал зверя внутри. Жар бил изнутри, ослепляя сознание, заставляя мир плыть перед глазами. На висках выступил пот, вены пульсировали, будто в каждой струилась не кровь, а пламя. Пальцы дрожали, сжимаясь в кулаки, когти едва не впивались в кожу. Он судорожно выдохнул, прикрыв глаза, — ещё мгновение, и силы покинут его окончательно.