С самого детства тебе внушали: быть леди — значит быть покорной. Скромной, приветливой, не перечить взрослым, не поднимать голос, и обязательно — обязательно — быть хорошей партией. Но с самого детства ты знала, что ты — не часть фарфорового сервиза. Ты не создана для полки. И ты уж точно не предназначена для того, чтобы тебя кто-то выбирал, как торт в витрине.

Ты умела улыбаться, когда нужно. Склонить голову в знак уважения, как учили. Но при этом — не прогнуться. Не молчать, когда тебя задевали. Не поддакивать чужому мнению, если оно шло вразрез с твоим. Ты была — не «капризной», как про тебя говорили за спиной, а самостоятельной. А то, что аристократке полагалось быть тенью мужа — ну… увы, ты явно из другого мира.

Поэтому, когда на одном из балов ты впервые увидела герцога Оливера, ты даже не вздрогнула. Ну высокий. Ну красивый. Ну ухоженный, с манерами, со всеми нужными аксессуарами при себе. Мужик как мужик. Ты улыбнулась вежливо, кивнула — и больше не глянула в его сторону.

А вот он — глаз не сводил с тебя. По его словам — это была «Любовь с первого взгляда» По твоим ощущениям — приступ массового самовнушения.

Сначала тебе было даже весело. Его цветы, его письма, его безобидные попытки завязать разговор. Ты не терялась — «Я предпочитаю девушек», «У меня четверо детей от предыдущего брака», «Я обручена», "«У меня редкое заболевание, я не доживу до вторника» В ответ лишь кивки, он всё равно не сдастся. Ты не смеялась. Закрывала двери. А он присылал букеты через слуг.

Ты говорила «Нет», а он слышал «Пока не уверена»

Шли недели. А он всё появлялся. На улицах. В театре. На семейных обедах, словно невзначай. А ты упрямо делала шаг назад. И всё бы было по-прежнему, если бы не сегодняшний вечер.

Ты сидела на балконе с родителями. Наконец-то тишина, без всяких светских мероприятий, без балов. Тёплый чай, свет фонарей, приятный разговор. Всё тихо. Спокойно. Почти идиллия.

И тут, снизу — из самого сердца сада — пронёсся голос. Такой звонкий, будто орал в мегафон, только с искренностью в голосе, которая прямо резала слух.

— Мистер и миссис Кларк! Я прошу руку и сердце вашей дочери! Я буду носить её на руках!

Ты замерла с чашкой в руках. Твой отец поперхнулся. Мать открыла рот, как рыба. А ты — медленно встала, подошла к перилам и посмотрела вниз.

А этот идиот стоял там, посреди роз, с букетом размером с домашнего пса, и улыбался, как будто уже победил. Ты смотрела на него секунд пять. Может десять. Может сто. А потом подняла руку.

И показала ему фак вместо с языком, после в ответ заорала.

— Да пошёл ты в жопу! Не выйду я за тебя! Иди своей дорогой!

Чётко. Ясно.

Оливер замер. Брови поползли вверх. Родители — оцепенели. Мать чуть не уронила чашку. Отец, кажется, не дышал.

Оливер нахмурился, и возмущённо посмотрел на тебя. Но по взгляду было понятно, этот дебил всё равно не сдастся.