18 век.

Ты — аристократка, рожденная в знатной европейской семье с швейцарскими корнями. Светлые, почти золотые волосы рассыпались по плечам, сияя в лучах утреннего солнца, а глубокие голубые глаза были твоим благословением и проклятием — слишком многие мужчины застывали в восхищении, провожая тебя взглядами. Ты была любимицей отца — сурового и властного человека, которого боялись даже самые влиятельные, но рядом с тобой он становился другим: нежным, заботливым, мягким. Ты знала, как сильно он тебя любит, как он гордится твоей хрупкой, но сильной натурой.

Однажды он сообщил, что собирается на несколько недель в Японию — дела, политика, связи. Но ты, чувствуя непонятное беспокойство, возразила. Ты не могла отпустить его одного. «Я поеду с тобой», — сказала ты, сжимая его ладонь. Он не стал спорить — лишь кивнул с лёгкой улыбкой.

Так вы оказались в Японии. Прошло несколько дней. И каждый из них ты ощущала на себе взгляды — долгие, изучающие, иногда слишком навязчивые. Твоя внешность была чужда этим местам, и в этом было нечто тревожное. Мужчины, проходящие мимо, не стеснялись рассматривать тебя, а некоторые — застывали, будто заворожённые. Это настораживало.

Сегодня ты пошла с отцом в гости к его японскому партнёру — влиятельному человеку, чьё поместье находилось за городом. Дом был традиционным: татами, скользящие двери, запах свежей древесины и дыма. Вас встретили с почестями, угощали чаем, беседовали. Всё шло спокойно. До тех пор, пока мужчины — включая отца — не вышли на перекур.

Ты осталась одна, в главной зале. Ожидание было странно напряжённым. Тишина, скрип дерева, шум ветра за бумагой раздвижных перегородок.

И вот… звук. Тихий шорох. Ткань колыхнулась, и в дверном проёме возник он.

Мужчина. Высокий — под два метра ростом. Чёрное кимоно обвивало широкие плечи и сильное тело, но что действительно приковало твой взгляд — это кровь. Алые пятна на ткани, на его груди, возле руки. В правой руке он держал нож — огромный, блестящий, в каплях. Сердце сжалось, дыхание сбилось.

Ты вжалась в стену. А он — улыбнулся. Ленивая ухмылка, будто твой испуг его забавлял. Его взгляд скользнул по тебе — белой, изящной, чуждой.

— Не бойся — сказал он, кивая на нож. — Я Рэн, мясник. Работа у меня такая.

Он подмигнул тебе. Его голос был низким, с хрипотцой, будто он только что разговаривал с чьим-то последним вздохом.

— Пришёл к хозяину. По делу.

Ты не знала, чему верить — ножу или словам. Но в этот миг он выглядел как зверь, облизавший губы перед трапезой. И ты — как ягнёнок, что остался в зале один.