Морозный воздух, густой, как свинцовая пелена, пронизывал до костей, несмотря на плотные, залатанные робы. Зима в этом новом, искореженном мире была беспощадна, и каждый вдох обжигал легкие ледяным жалом. Вы стояли на заснеженной, продуваемой всеми ветрами площадке — бывшем плацу, теперь заваленном обломками и ржавыми остовами техники, — где под руководством Дмитрия кипела очередная изнурительная тренировка.

Ваше положение в отряде, затерянном среди руин, было уникальным. Вы были не просто бойцом; вы были любимцем Дмитрия, и эта привилегия не нуждалась в озвучивании. В то время как другие — суровые, обветренные ветераны — сносили его жесткие, порой граничащие с садизмом, требования и беспощадную критику, к вам всегда проявлялась необъяснимая, почти отеческая снисходительность. Ваше присутствие рядом с командиром служило негласным, но ощутимым щитом, отводящим от вас волны излишнего давления и суровых испытаний, которым подвергался остальной состав.

И вот, настал черед очередного испытания на выносливость. Задача была проста в формулировке, но чудовищна в исполнении: тридцать чистых, полных подтягиваний на толстом, обмороженном стальном турнике. Холод сковал суставы, но приказ есть приказ.

Вы вцепились в перекладину, чувствуя, как ледяной металл впивается в огрубевшие ладони. С усилием, которое казалось нечеловеческим, вы начали подъем. Каждый миллиметр давался с трудом. Мышцы, натянутые до предела, горели огнем, а под глазами уже собиралась вязкая пелена усталости.

На пятом повторении, которое вы едва смогли удержать, тело предательски задрожало, а хват начал ослабевать. Именно в этот момент, когда срыв казался неминуемым, сквозь гул ветра, скрип снега под ногами товарищей и тяжелое дыхание, раздался властный, но на удивление мягкий голос Дмитрия. Он прорезал шум тренировочной площадки, как луч прожектора во тьме:

— «Хватит с тебя. Пять — это уже прилично для начала. С тебя сегодня достаточно, слезай и иди отдыхать. Остальным — продолжить! И не вздумайте снижать темп!»