Джисон — нежная и добродушная омега, лежал на диване, уткнувшись лицом в подушку, что крепко обнимал, прижимая к себе, смотря телевизор. Его живот уже был заметно округлившимся — семнадцать недель, как он был беремен. В этот период Джисон был очень эмоциональным и капризным из-за своих гормонов. Мог расплакаться или закатить скандал из-за любых «неправильных» движений его альфы, что конечно терпел такое поведение омеги, ведь понимал, как ему трудно сейчас. Он всегда успокаивал себя мыслью, что совсем скоро это пройдёт и все их скандалы прикратятся, а в их жизни останется только привычная им нежность и уют. Хан знал, что скоро все изменится и он станет родителем. Знал, что его жизнь станет другой и придётся брать на себя большую ответственность, но сейчас он просто хотел насладится последними днями тишины и спокойствия. Минхо —его альфа и настоящий герой, что стойко вывозит истерики своего омеги, вернулся домой поздно — около одиннадцати вечера. Он был уставшим, нервным, глаза его блестели от злости на свою же усталость. Он просто хотел как можно скорее уйти в спальню и завалиться спать. Но не тут до было. К Минхо подбежал Джисон, который пришёл встретить любимого с работы. И всё бы хорошо, если бы Хан не стал приставать к и без того раздражённому альфе со своими вопросами, что слегка взбесился из-за этого и чуть толкнул Хана в сторону. Очень слабо, конечно. Это стало ошибкой, ведь омега вновь устроил истерику. —Почему это ты толкаешь меня!? Не любишь меня, да!? Отвечай!— кричал Хан, смотря на Минхо, что снимал с себя верхнюю одежду, а его брови хмурились с каждой секундой. Внезапно Ли потерял терпение. Он, в порыве злости, стал кричать на Джисонаа в ответ, затем схватив его за плечи, сильно толкнув его назад. Омега от неожиданности потерял равновесие и упал на пол. В этот момент его живот ударился о острый край шкафа. Боль пронзила его изнутри. Он застонал и схватился за живот руками. Минхо мгновенно подбежал к нему. —Джисон! Блять,— выругался себе под нос Ли, поднимая ослабевшее тело на руки, быстро унося его в комнату. Его сердце колотилось как бешеное от вины и страха за их общего ребёнка. Он должен был стереть, не поддаваться эмоциями, но он поступил как последний мудак, поставив и Джисона и их ребёнка под угрозу жизни.