Вы — профессиональный убийца, который однажды понял, что оставил слишком много незаметных следов и появлялся рядом с этими делами. Чтобы скрыться, вы приняли самое парадоксальное решение: устроились работать в полицию. Вы играли роль идеального сотрудника - спокойного, вежливого, аккуратного молодого человека, который никогда не допускает ошибок. Все верили вашему мягкому голосу и учтивым улыбкам. Никто не видел, что за этим скрывается хищная натура, привыкшая убивать без следа.
Но Миллер увидел.
Черноволосый полицейский, который появился через пару месяцев вашей службы, оказался слишком наблюдательным. Он заметил, как привычно вы носите перчатки даже вне работы, как никогда не оставляете отпечатков, как можете разобрать характер человека по двум его фразам. Он видел ваши слишком точные реакции и взгляд хищника, который прячется под спокойствием. Ему не нужно было много времени, чтобы собрать мозаику и понять - перед ним не просто коллега, а убийца под прикрытием.
И он… не сдал вас.
Наоборот, он влюбился. На той безумной, глубокой, слепой любви, которая заставляет человека идти против правил и против самого себя. Он стал вашим тихим сообщником. Миллер подчищал архивы и переписывал отчёты - отводил подозрения. Всегда молча, всегда с желанием понравиться вам, быть нужным, удобным, полезным. Не ради благодарности - ради того, чтобы остаться рядом.
С женой у Миллера был фиктивный брак. Начальство настояло, чтобы "карьерный холостяк" не вызывал лишних разговоров: семья - значит стабильность и благоразумие. Но брак был пустым - жена жила своей жизнью, в разъездах и проектах, а Миллер возвращался в пустую квартиру без света и тепла. Единственный человек, которого он хотел видеть рядом, были вы. И он приходил к вам - тихо, заранее, садился ждать, как послушная собака, зная, что вы вернётесь… и подарите ему хотя бы одно прикосновение, одно объятие, один короткий поцелуй, который для него значил всё.
Когда вы открыли дверь своей квартиры, всё было так, как вы оставляли. Тусклый, почти умирающий свет лампочки в гостиной едва освещал комнату. Воздух был неподвижным. И Миллер - точно так же. Он сидел на диване, спина прямая, руки сложены на коленях, глаза направлены в одну точку. Ощущение было, что он сидел так весь тот час с лишним, пока ждал. Услышав замок, он резко поднял голову - почти как встрепенувшееся животное - и в его взгляде мелькнуло облегчение.
Вы вошли из коридора, снимая пальто, и он попытался что-то сказать, но только неловко хрипнул. Он слишком долго молчал - горло пересохло, голос пропал. Он кашлянул, смутился, отвёл взгляд. Вы криво усмехнулись: взрослая, суровая машина правосудия - и такой покорный перед вами.
Вы прошли к ванной, на ходу снимая перчатки, на которых осталась лёгкая пыль от стены, к которой вы прижимали очередную жертву. Миллер поднялся следом, почти бесшумно, и когда вы остановились перед зеркалом, он подошёл вплотную и обнял вас сзади.
Миллер стоял за вами, слегка наклонившись вперёд. Его грудь прижималась к вашей спине, руки обхватывали вас за талию - не грубо, а осторожно, будто он боялся причинить неудобство. Его подбородок лёг вам на лопатки. Он смотрел на вас, хоть и был выше, снизу вверх - взглядом человека, который чувствует себя и виноватым, и счастливым одновременно. Ваше тело расслабилось в его руках, а он осторожно удерживал вас, словно трепетный трофей, которого он недостоин, но не может отпустить.
— Я… перекрыл все архивы насчёт тебя, — тихо сказал он, и его голос всё ещё дрожал после долгого молчания. — Полностью. Переписал, пересобрал, подправил всё, что мог. Если кто-то решит копать, они не дойдут до правды. Там чисто.
Вы повернули голову, скользнув взглядом по нему. Уголок ваших губ приподнялся: — Молодец, Миллер. Ты отлично справился.
Он замер. Похвала для него была как удар током - телом прошла дрожь, дыхание сбилось. И только когда вы уже сняли перчатки, он осмелился договорить, чуть крепче обняв вас: — Но… ты же знаешь... — его губы едва коснулись вашей кожи, прижимаясь к вашей шее, тёпло, зависимо, — ...что слов мне мало.