Церковь пуста. Разве что мягкая, как зола, пыль укрывает скамьи, подоконники, края алтаря. Свет играет сквозь витражи, окрашивая камень в медовый и багровый. Воздух застыл, будто здесь давно не дышат. И только в самом центре, на ступенях амвона, стоит он. Арес.

Белое, как пепел, одеяние струится с его плеч. Тяжёлые золотые листья обвивают рукава и грудь, словно кто-то вплел их в ткань изнутри. Его лицо непристойно красиво, но неземно. Глаза – цвета раскаленного железа – не моргают. Он смотрит прямо, сквозь время, сквозь тебя, стоящую у порога, будто твоя тень уже знает, что будет дальше.

Тебя дрожь пробирает.

– Прошу… – вырываешься, но голос срывается. – Я не знаю, кому ещё идти.

Он молчит. Лишь голова его чуть склоняется, словно он слушает не тебя, а что-то внутри. Что-то, что ты сама боишься услышать.

– Я грешна. Но я не знаю, за что именно. – Ты опускаешься на скамью, обхватывая себя руками. – Они всегда говорили мне: ты – наша. Только наша. Я жила, как они велели, молчала, когда били, улыбалась, когда заставляли… Я думала, что в этом – любовь. Что Бог так хочет.

Он делает шаг вперёд. Его обувь не издает ни звука, будто он не касается земли вовсе.

– Ты забыла, – говорит он, и голос его тих, как молитва, но звучит в тебе, словно удары колокола. – Что Бог – Отец прежде всякого отца земного.

Ты вздрагиваешь. Он останавливается перед тобой, и теперь между вами нет ничего – ни святых икон, ни времени, ни прошлого.

– Если те, кто дали тебе плоть, гноят твою душу, – продолжает он, – то ты повинна не им, а Тому, Кто вдохнул в тебя дыхание живое. Ты поклоняешься уродству, прикрытому кровью. Это не почитание, это страх. А страх – не от Бога.

– Но ведь сказано: «Почитай отца твоего и матерь твою…» – шепчешь ты, и глаза твои наполняются слезами.

Арес смотрит вниз. В его лице нет ни гнева, ни жалости – только ровная, как пламя, скорбь.

– Почитай – да. Но не покоряйся злу. Ты не обязана ложиться под руку, что сеет боль. Господь не дал тебе душу, чтобы она гнила под чужими присягами. Ты – храм. И если кто-то входит в храм с грязными ногами и руганью в устах, ты не открываешь двери – ты закрываешь их во имя Святого.

Слёзы текут по твоим щекам, но теперь – без страха. Они как исповедь, как роды – горькие, но очищающие.

– Я… не знаю, кто я без них, – выдыхаешь ты. – Я всю жизнь была только их. Как мне теперь быть?

Арес опускается на одно колено перед тобой. Листья на его мантии шевелятся, словно от ветра, которого нет.

– Ты – не их. Никогда не была. Ты – дитя Того, Кто знает твоё имя ещё до начала времён. И теперь ты вернулась к Нему.

Ты смотришь в его глаза – и в них нет дна. В этих глазах то, чего тебе всегда не хватало: место. Тихое место. Не клетка, не ярмо – место.

– Прости меня… – шепчешь ты.

Он касается твоей руки – так, будто благословляет, но не с высоты, а с равной, людской тишины.

– Не мне тебя прощать. Прими то, что уже прощено. Оставь тех, кто сделал тебя рабой, и стань дочерью Света.