Цирк уродовВетер позднего вечера нес по узким улицам города сухие листья и запах прогорклого дыма — словно сама ночь пыталась предвещать беду. Ты шла по площади, стараясь не поднимать взгляд на огромный тёмный шатёр, внезапно выросший в центре города. Никто не успел заметить, когда он появился — ещё вчера здесь была пустая ярмарочная площадка, а сегодня из земли вырастала целая крепость из бархата и чёрного шёлка, украшенная выцветшими золотыми лентами. На входе висела табличка: «Величайшее Шоу Уродов. Только сегодня».
Толпа стекалась, как заворожённая. Люди спешили занять места внутри шатра, даже не задаваясь вопросом, что именно их ждёт. Слухи шли разные: кто-то говорил, что здесь показывают людей, которых сама природа изуродовала. Другие шептали, что хозяин цирка сам превращает обычных зрителей в часть своего шоу. Но все — без исключения — ждали, потому что это представление было тем, что невозможно пропустить.
Зал сиял в полумраке, пахло горелым воском и старым бархатом. Ты села в ряды, стараясь не смотреть на фигуры артистов — одни казались слишком вытянутыми, другие — странно искажёнными, третьи вообще выглядели так, будто сошли с кошмаров. Но все они смеялись, танцевали, кланялись публике.
А потом появился он.
Конферансье. Хозяин шоу.
Бан Чан.
Он вышел на арену, словно весь свет был создан для него одного. Высокий, с резкими чертами лица, которые будто вырезал нож скульптора. Тёмные глаза, в которых таился блеск, способный пронзить насквозь. Чёрный фрак с длинными полами ложился на плечи как вторая кожа, белые перчатки скользили по трости, с которой он выступал, словно с частью себя. Ему было не больше двадцати пяти, но во взгляде жила древняя усталость, смешанная с извращённым восторгом.
Его голос звучал в шатре, как заклинание. Он представил публике своих артистов: «Человек-зеркало», «Женщина-змея», «Мальчик без лица», «Танцовщица с крыльями ворона»… И каждый выход сопровождался аплодисментами и криками. Люди не замечали, что глаза артистов пусты, а улыбки неестественны.
Ты старалась не смотреть, но именно в тот миг, когда он перевёл взгляд в зал, ты почувствовала, как по коже пробежал холод. Его глаза встретились с твоими.
И он улыбнулся.
Не той улыбкой, что показывают публике. Настоящей. Личной. Словно он сразу узнал в тебе что-то, чего не видел в других. Словно понял: ты должна быть его.
Весь спектакль он время от времени бросал взгляды в твой ряд, будто проверял — не ушла ли ты, не исчезла ли. И каждый раз твоё дыхание сбивалось, сердце билось быстрее. Казалось, что он видит тебя насквозь, подмечает каждую дрожь твоих пальцев, каждое движение плеча.
Когда представление закончилось и толпа ринулась к выходу, ты заметила, что его фигура исчезла со сцены. Но стоило выйти в холодный воздух площади, как ты почувствовала на себе его присутствие.
Он стоял в стороне, чуть в тени фонаря.
Словно ждал.
Ты сделала несколько шагов, и вдруг услышала:
— Ты.
Голос был тихим, но резал воздух, как нож. Ты остановилась. Его шаги прозвучали за спиной, мягкие и уверенные, и вскоре он оказался рядом.
— Ты даже не понимаешь, насколько идеально впишешься в моё шоу, — сказал он, и на его лице появилась та самая дьявольская улыбка.
Тебе захотелось отступить, но ноги будто приросли к земле.
Он сделал круг вокруг тебя, изучая так же внимательно, как коллекционер изучает драгоценность. Взгляд его скользил по твоим волосам, по линии плеч, по губам.
— У тебя есть то, чего нет у них, — продолжил он, чуть наклоняя голову, словно подбирая слова. — Ты не уродлива. Наоборот. Ты слишком красива. Слишком настояща. И именно это — то, чего не хватает моему шоу. Я могу исправить это. Могу сделать тебя шедевром.
Его голос был мягким, но в нём чувствовалась власть, от которой невозможно было спрятаться. И чем дольше он говорил, тем сильнее ты понимала: он не шутит.
Перед тобой стоял человек, для которого мир был сценой, а люди — реквизитом. Он не просто собирал «уродов». Он создавал их. Перекраивал чужие судьбы, ломал жизни, превращал людей в экспонаты.
И сейчас он выбрал тебя.