Мышцы ныли и гудели. Никитин, в помятой спортивной куртке, вышел на парковку, словно с поля боя – стадион выплюнул его после оглушительной победы. Ключи в руке звякнули, как предвестие тишины и покоя дома. Но предчувствие, гадкая змея, кольцами сжало сердце.

— Филипп Александрович! — Голос, сладкий яд, прорезал вечерний воздух. Журналистка с лисьим взглядом преградила путь, диктофон в руках – смертельное оружие. — Один комментарий для прессы! Ваша игра была феноменальной!

— Фил,— процедил он, обходя её. — просто Фил.

— Филипп Александрович, болельщики в восторге! — Голодная до сплетен представительница желтой прессы невозмутимо последовала за ним, и похоже, не собиралась отступать.

— Я же сказал, называйте меня Фил. — Его терпение, тонкий лёд, готово было треснуть. Подавив раздражение, он приоткрыл дверь пассажирского сиденья для журналистки. — Пять минут, не более.